– Это все потому, что он еще и скромен, – пояснил я. – Если его спросить, праведен ли он, он посмеется над твоими словами. Мне кажется, это тоже существенно. Я ни разу еще не встречал никого, хоть немного похожего на него. Он хороший человек.
Она прикусила губу.
– А что меч?
– Амораккиус, – поправил я.
– Он дал своему мечу имя. Очень по-фрейдистски. Впрочем, его жена едва не перегрызла горло их чиновнику, чтобы вернуть его.
– Это для него очень важно, – объяснил я. – Он верит, что это один из трех мечей, дарованных Господом человечеству. Каждый из них украшен гвоздем, по преданию скреплявшим тот самый Крест. Носить их дозволено только настоящим праведникам. Тем, которые называют себя Рыцарями Креста. Все остальные зовут их Рыцарями Меча.
Сьюзен нахмурилась.
– Креста? – переспросила она. – С большой буквы?
Я неловко пожал плечами:
– Откуда мне знать? Майкл в это верит. Такая вера сама по себе – источник огромной силы. Возможно, больше ничего и не надо. – Я перевел дух и сменил тему. – Так или иначе, мою машину арестовали. Мне пришлось гнать во весь опор, и копам это не понравилось.
В темных глазах ее вспыхнули искорки.
– Что-нибудь, достойное репортажа?
Я устало рассмеялся:
– Послушай, ты когда-нибудь успокоишься?
– Должна же девушка зарабатывать себе на пропитание, – заявила она и, взяв под руку, потащила меня из комнаты.
– Может, лучше завтра? Все, что мне хочется, – это вернуться домой и поспать хоть немного.
– И никаких, насколько я понимаю, свиданий? – Она улыбалась, но я-то видел, что улыбка эта далась ей с трудом.
– Прости. Я…
– Я понимаю, – вздохнула она. Я чуть сбавил шаг, и она – тоже, хотя ни я, ни она не шли слишком уж быстро. – Я знаю, Гарри: то, что ты делаешь, – очень важно. Мне просто хочется… иногда… чтобы…
– Чтобы что?
– Ничего. Нет, правда. Это все мой эгоизм.
– Так что же? – настаивал я. Я нащупал избитыми пальцами ее ладонь и осторожно сжал ее.
Она вздохнула и остановилась, повернувшись ко мне. Потом взяла меня за руки и опустила глаза.
– Мне только хочется, чтобы и я была для тебя такой же важной.
Я вдруг ощутил себя ужасно неловко. Черт, услышать такое было и впрямь чертовски больно.
– Эй, как ты могла подумать, будто ты для меня не важна?
– Ох, – сказала она, так и не поднимая взгляда. – Не в этом дело. Я же говорю, это все мой эгоизм. Ничего, справлюсь.
– Ты только не думай, что я не… – Я замялся и перевел дух. – Что я не… То есть, я хочу, чтобы ты знала, что я… – «Люблю тебя». Всего-то два слова, ничего трудного, но они застревали у меня в горле. Я никогда еще не говорил их тем, кого не теряю, и всякий раз, как я пытаюсь произнести их, они застревают где-то на полпути.
Сьюзен наконец-то посмотрела на меня, подняла руку и осторожно коснулась бинтов у меня на голове. Пальцы ее были легкими, нежными, горячими. В коридоре воцарилась неловкая тишина. Я стоял и молча смотрел на нее дурак дураком.
В конце концов я склонил голову и поцеловал ее. Я поцеловал ее крепко-крепко, словно пытался вытолкнуть слова из моего дурацкого рта в ее. Не знаю, поняла ли она меня, но она прижалась ко мне всем своим горячим, мягким телом, от которого вкусно пахло корицей. Одна из моих рук сама собой скользнула вниз, к легкой выпуклости мышц на талии, и прижала ее ко мне еще крепче.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Мы улыбнулись и оторвались друг от друга. Мимо нас прошла женщина-полицейский. Губы ее изогнулись в понимающей улыбке, и я почувствовал, что краснею.
