– А как же твои тренировки? – насупился я.
– Травмы серьезные, – ответила Кэррин даже не тихо, а как-то безжизненно. – Колено, плечо, локоть. Врачи надеются вернуть пятьдесят процентов функциональности. Базовой. Не спортивной.
Я вспомнил, как она вскрикнула, когда Никодимус лягнул ее в колено. Вспомнил тот неприятный влажный хруст, с которым он, и глазом не моргнув, выдернул ее руку из сустава. Разорвал вращающую мышцу, а одновременно с ней – локтевые связки. Он сделал это преднамеренно, чтобы причинить как можно больше вреда. И боли.
– Я больше не вернусь к нормальной жизни, – прошептала она.
В прошлом Кэррин получала ранения – и всегда восстанавливалась.
Но у всего есть пределы. В конце концов, она всего лишь человек.
Мы посидели в полной тишине, если не считать размеренного тиканья старых часов.
– Скажи, нельзя ли… – начала она, и я покачал головой:
– В целительских делах магия ненамного опережает обычную медицину. Наши люди обучаются у ваших. Разве что захочешь пойти на Фаустову сделку…
– Нет, – твердо ответила она.
Я кивнул. Добавить было нечего.
– Прости, – наконец пробормотал я.
– Не извиняйся. – Она легонько мотнула головой. – Я уже поплакала на эту тему. И еще поплачу. Но сейчас не хочу об этом думать. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Я задумался, о чем бы поговорить, но ничего не придумал и поэтому поцеловал ее.
– Ты, Дрезден, само красноречие, – пробормотала она мне в губы, но потом закрыла глаза и отдалась поцелую, и все остальное начало терять значение.
Целоваться проходилось с умом. Примерно двадцать секунд дыхание Кэррин смешивалось с моим дыханием, а затем Зимняя мантия как с цепи сорвалась, и во мне проснулась звериная похоть. Эта чертова аура, которую пожаловала мне Мэб, позволяет совершать невероятные поступки, но в голове у меня теперь беспрестанно вьются мысли о сексе и насилии, и от них просто так не отделаться. Поэтому на двадцатой секунде я задышал чаще, на тридцатой не думал ни о чем, кроме «чем можно заняться с Кэррин», а спустя минуту пришлось вспомнить, что я сильнее, чем кажется, и ослабить хватку на ее теле.
Хотя, если честно, Кэррин вела себя примерно так же. И она не имела порочной ауры фэйри, на которую можно списать все грехи.
Так что нельзя исключать, что дело не в мантии. Быть может, дело во мне самом. А это уже страшновато.
А может, дело… в нас с Кэррин.
Кстати говоря, это была очень приятная мысль.
– Хорошо, – прошептала она, глубоко зарывшись пальцами мне в волосы, – ты и впрямь гений коммуникации. Именно это мне и нужно.
– Ты увере… – начал было я.
– Господи! Умолкни уже, Гарри, – почти прорычала Кэррин, а рука ее бесстыдно скользнула мне под рубашку. – Надоело ждать. И тебе, и мне. Нам обоим.
Я согласно промычал, но мычание превратилось в рык, а затем ее губы нашли мой рот, и рык сделался приглушенным, а сердце мое забилось в бешеном ритме, свойственном потерявшим голову подросткам. И ее сердце тоже. Мы синхронно задышали быстрее, а затем я положил ладонь ей на бедро, а Кэррин издала такой призывный стон, что я напрочь лишился способности о чем-либо думать.
– Давай, – прошептала она, а за шепотом последовали разнообразные сочетания гласных и согласных звуков, а также шелест снимаемых – или, по крайней мере, меняющих положение – предметов одежды.
Кэррин могла действовать только одной рукой, поэтому я слегка ей помогал; она поторапливала меня – впрочем, обходясь без слов, – а чуть позже оказалось, что я стою на коленях на полу, а она распростерлась передо мной на диване, и наши бедра соприкоснулись, и я подался вперед в поисках ее губ, и…
