Он перезрел для сих занятий,
Как перезреет ранний плод,
Румяный и весьма занятный,
Но червем пожираем тот:
Червём всегдашнего сомненья.
Синдром: тягчайшее безделье.
Не разбираясь в жизни сильно,
Он жил на свете, впрочем, мирно.
ХХХII
Ну, точно ж вы уже решили,
Что это я? Что мой портрет? >12
Избавьте! Вы не поспешили?
Ведь до него мне дела нет.
Тут отведу все подозренья,
Вам покажу и в этом рвенье,
Как Пушкин сделал так давно,
Что и забыть немудрено.
Но всё ж добавлю лишь одно,
Хоть это может и смешно:
Когда студентом я бывал,
Я много время отдавал
Не книгам – личикам прекрасным,
Глупышкам редкостным, ужасным.
ХХХIII
Тогда ценил веселья плеск,
Живой характер, волос тёмный,
Прекрасных глазок жадный блеск
И разговор ленивый, томный.
Любил и глупость даже я,
Сносила всё душа моя.
Срывал ночные поцелуи,
Ценил подлунные амуры
И, убивая время всуе,
Любил наивность, шуры-муры.
Ввернул б зефира лёгкий бег,
Да вот беда – не выношу я нег,
И мне писать трудней в сто раз,
Хоть был и у меня когда-то час.
ХХХIV
Быть может, я тогда любил?
Нам это не узнать.
И скольким глазкам грубо льстил?
Мне было свойственно играть,
Безумством скучным всех пугать,
И долго про себя ж себя ругать.
Но кровь холодная шипела,
Как недозрелое вино,
И пена винная летела,
Но не смиряла кровь оно,
А мой характер многих уж пленял,
А волю я себе давал,
Чужие слёзы проливал,
И так, помалу, остывал.
ХХХV
Аркадий моей, мне не чета:
Он не молился жидкому амуру,
Что в те далекие года
Не пёр, как я, такую дуру,
Но от компаний не отстал,
Но реже с ними всё бывал.
Учебой тронутый он мало-
В день курсовые всё ж писал-
И на экзамен брёл устало,
Так как оценок не считал:
О будущем он не вздыхал,
Подмёток на ходу не рвал.
А институт он бросить и хотел,
Но, как и я, он это не посмел.
ХХХVI
И доучившись, как и все,
И Питером уже наскучив,
Он выбрал, словно бы восне,>13
И, мать тем выборов измучив,
Сибирь, глухую сторону,
Безбрежную, прекрасную страну.
И покатил он на восток,
Гонимый зудом перемены,
В то место, где берет исток
И собирает воды смелы
Великий, грозный Енисей,
Как собираем мы друзей,
И мчится к берегу морскому,
Как к брату старшему своёму.
XXXVII
Он так в Сибири оказался.
Его ж туда никто не звал,
И от родных он оторвался,
И делать толком, что не знал.
Не знал, куда ему податься:
Домой скорее отправляться,
Или дальше здесь ему торчать,
Себя от жизни отрывать?
И мать уж этим огорчать,
На помощь бога уповать?
Но родичи так надоели,
И столько всякого напели,
Что видеть их уже не мог,
И жизни с ними он подвёл итог…
XXXVIII
Пока приятель мой хандрит,
Пока подушки проминает,
Пока от жизни воротит,
Пока и делать, что не знает,
Я здесь речугу закачу,
Хоть перед вами защищу
Посёлок: "где скучал Евгений".
Пускай плюет он в потолок,
Плутая в глупости сомнений,
С трудом ворочая в мозгу поток
Усталых мыслей целый ворох,
Пусть ловит слух усталый шорох,
Пусть ходит муха важно по стеклу,
Да мышь скребётся тихонько в углу.
ХХХIХ
Посёлок слыл большой дырой,
С чем соглашусь я не охотно,
Аркадий загибался той порой:
Тоска. Извечные полотна.
Ну, тысяч в десять, но не боле,
Притулился в прелестном доле,
У речки горной, даже чистой,
В объятьях ивняков, черёмух, островов,
Чернел он над водою быстрой
Фасадами бревенчатых домов.
Кругом мечты моих всегдашних снов:
Обрывы скал, покатости холмов,
Остатки леса, призраки полей-
Всё это он, и нет того милей.
ХL
Да, это всё ж была дыра-
Оговорюсь тут с грустью я-
Ну, помнится, прелестная гора,
Где он шатался часто зря.
