Мы шли по свежему снежку, мама крепко держалась за меня. Дошли до новостройки, она оглянулась по сторонам, сказала:
– Все деревяшки запорошило… Ничего, до весны должно хватить. Вот только где взять резцы? Я попробовала наточить стамеску, ерунда получилась. Резцы должны быть не плоские, а полукруглого профиля, с желобком. Вернемся домой – нарисую. Может, кто-нибудь на твоем УХЗ смастерит по рисунку?..
Я засомневалась:
– Мама, УХЗ – завод химический.
– Вот это мне и не нравится. Нет в Уреченске, что ли, какого-нибудь другого заведения, не химического? Ты же химию не любишь.
Это была правда. Химичка в Буртымской школе, может, и знала свой таинственный предмет, но объяснить его не могла, а когда пыталась – нервничала, и оттого вечно у нее что-то взрывалось, вскипало, дымило и плохо пахло. Пацаны наши веселились, девочки зажимали носы, химичка рыдала и всем за срыв урока ставила единицы. Мы не роптали, потому что знали: она потом в журнале исправит колы на четверки. По химии все мы были твердыми хорошистами.
Но от сероводорода меня тошнило.
Мама продолжала что-то говорить и в то же время рассеяно смотрела вдаль, в сторону большого гастронома. Туда тянулась пробитая в снегу неширокая тропка. По ней в нашу сторону шел, переваливаясь, грузный гражданин в шляпе.
– Похоже, мой идет, – сказала мама.
– Кто? – переспросила я.
– Ангел-хранитель, – Мама улыбнулась и приосанилась. – Тайный агент.
Вот это да! Я немедленно забыла про химию и вспомнила своего тайного агента – инженера Косых. И в то же время задумалась. Может, зря в прошлом году мы с мамой не сходили на прием к психиатру?..
– Это просто толстый человек, – сказала я.
И немедленно получила ответ:
– Агенты тоже люди, и некоторые из них толстые. Сейчас толстых все больше, отъелись, обленились… – мама говорила так спокойно, так разумно. – Ничего-ничего, девочка, идем навстречу, как ни в чем не бывало… сейчас я тебе кое-что покажу. Если, конечно, он не сбежит.
И мы, прижавшись друг к другу, по узкой тропе пошли навстречу маминому «ангелу-хранителю».
Нам оставалось шагов пятнадцать, когда он встал, как вкопанный, потоптался, ни на что не решаясь – ни обойти нас, ни снести с пути своею массой. Я еще успела представить, как атомный ледокол на Северном морском пути расталкивает льдины. Но вдруг он развернулся и – да! – сбежал.
Мама огорчилась:
– Ну вот… Я же говорила. В прежние времена агент ни за что бы так не сдрейфил, попер бы напролом.
– И что бы ты сделала, если бы он попер? – спросила я.
– Подождала, когда поравняется со мною, и громко поздоровалась: «Добрый день! Как поживаете?!» – она рассмеялась, очень довольная.
– А он бы что?
– А он непременно бы стал смотреть куда-нибудь вверх или вбок и ничего не ответил. Но сделал бы шаг в сторону, пропустил… Понимаешь, им не положено, чтоб их обнаружили. За тайными агентами следят другие агенты, еще более тайные. Если начальство узнает, что объект наблюдения – к примеру, я – здоровается с агентом, этого агента снимут с задания. Вообще влетит… – Она посмотрела вслед дядьке. – Смотри, как улепетывает. Еще молодой, но уже толстый…
Агент перебирал ногами довольно споро и скрылся за углом гастронома.
Мы продолжили путь по тропке, навстречу нам попадались люди, но мама не обращала на них внимания. Только с двумя женщинами она вдруг поздоровалась, и одна из них мимоходом ответила: «Здрасьте!..»
