Вздохнув, Арлет опустила ладонь на клетку, и стала по привычке вглядываться в пустынную улицу за окном. Она проделывала это из года в год, словно некий ритуал – оставляла амадина на подоконнике, будто живой маяк, а затем ждала. Ждала на протяжении целого дня, и надеялась, что этот маяк приведет домой ту, которую она так сильно ждала. По какой-то глупой причине Арлет была уверена, что птица поможет ее матери отыскать путь обратно, где бы та ни была. Конечно, каждый раз ее ждало разочарование. И все же, она никогда не теряла надежды, как и сегодня. А что, если в этот раз сработает, думала она. Ведь сегодня она в Эверелле – в их с Лианной маленьком убежище. Если возвращаться, то куда, как не сюда?
Словно в подтверждение ее словам, амадин издал слабый писк. Арлет невольно улыбнулась, и уже собралась было просунуть палец внутрь клетки, дабы погладить птицу, как случилось нечто пугающее. Амадин, который все это время мирно покачивался на своём маленьком помосте, вдруг замер, а затем камнем свалился на самое дно клетки.
С глазами, полными ужаса, Арлет отворила железную дверцу и взяла бедное создание в руки. Птица не шевелилась, глаза ее были закрыты, а маленькая грудь оставалась бездыханной. “Нет, пожалуйста” – промямлила Арлет. Она все никак не могла поверить в происходящее. Неужели он и правда умер? Но почему, почему это происходит именно сейчас? Именно в этот день? Именно в этот час? Да, птица была уже старой, даже слишком – амадины обычно живут не больше пяти лет – и да, ей нездоровилось в последние несколько дней, но не может же быть, что жизнь решила покинуть ее так внезапно?
Может, это знак? – вопрос сам собой прозвучал у нее в голове. Знак того, что Лианна больше не вернётся? Что она так же мертва, как и птица в твоих руках?
– Нет, это неправда, – вслух ответила Арлет самой себе.
А затем стала лихорадочно сжимать и разжимать мягкое тельце в дрожащих руках.
– Ну же… давай… – приговаривала она, всеми силами пытаясь вернуть амадина к жизни.
Она все пыталась и пыталась, но тот не отзывался. Его перья взлохматились, а хрупкие лапки неестественно растопырились в разные стороны.
Ком в горле Арлет увеличивался, и вот-вот грозился взорваться неистовым потоком слез, как вдруг произошло нечто странное. Подушечки ее мокрых пальцев внезапно завибрировали, и спустя миг на их поверхности появились серебристые искры. Они становились все больше и больше, до тех пор, пока не укутали своим сиянием амадина, проникая внутрь его тельца, словно некая волшебная нить.
От изумления Арлет чуть не выронила птицу из рук, но удержала, наблюдая за происходящим с выпрыгивающим из груди сердцем. Прошло несколько бесконечных секунд, пока искры, наконец, не исчезли (так же неожиданно, как и появились), и сам амадин вдруг не зашевелился. Сперва он покрутил своей маленькой головкой, слабо похлопал серо-бурыми крыльями, а затем его глаза распахнулись, и он пулей взлетел ввысь, словно внутри него завелся мотор невиданной ранее силы. Достигнув потолка, он на миг застыл на месте, а затем стал носиться вдоль и поперек комнаты, даже не думая замедлятся.
Так продолжалось несколько минут, пока амадин не выдохся, и не опустился на краешек кровати Арлет. Не раздумывая, та взяла его в руки, и стала пристально разглядывать. Нет, он был настоящим. Он был живим, и здоровым. Постояв еще немного, и убедившись, наконец, что все это ей не снится, Арлет отнесла птицу обратно в клетку, хорошенько закрыла дверцу, а затем вновь уселась в свое красное кресло.
