Спокойным, даже чуть усталым голосом проповедник рассказывал о человеческих грехах, в который раз переполнивших чашу терпения Его. Предлагал оглянуться вокруг, поглядеть на себя со стороны – все, все погрязли во грехе, и кто знает, смилуется ли Он на этот раз и откроет ли спасительные Врата, чтобы дать человечеству еще один шанс…
С неба опустится огонь. Из моря выйдут чудовища. Все, как обычно.
Лидка ощутила, как изнутри, откуда-то из живота, поднимается к горлу холодный сгусток.
…Доска объявлений оказалась сплошь заклеена листовками. Новыми, крупными, и фотография желтолицего была тоже новой, отличного качества. Слова «девятое июня» были выделены жирно и красным. И горела, корчилась в огне человеческая фигурка.
Листовки покрывали стены и столбы, трепетали краешками у входа в Лидкин подъезд, а одна прилепилась на двери как раз на уровне глаз.
Лидка против воли прочитала:
«Погибшие цивилизации не оставили после себя ничего, кроме пепла. Жители исчезнувших городов так же верили в бесконечность… Сограждане! Наш мир доживает последние дни! Поспешим очистить души, ибо только те, кто чистыми предстанут… девятого июня…»
Нижний край листовки был оборван. Из-под неровного края выглядывал пошлый рисунок, и Лидка даже знала, кто его здесь нацарапал – один из отставных Светкиных ухажеров.
Но ведь проповедник в лицее говорил, что, хоть Он и разгневан, жалость, возможно, снова возьмет верх, и Врата откроются!
И проповедник не называл точной даты. Он говорил «скоро» и в подтверждение своим словам делал широкий жест рукой, будто приглашая полюбоваться творящимся вокруг безобразием…
Двери открыла Яна.
– Что с тобой? Опять двойка?
Лидка молча прошла мимо, удалилась в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь.
* * *
– Славы нету дома, – сказала Клавдия Васильевна Зарудная, жена депутата и Славкина мама. – Он у врача, лечит зубы. Позвони завтра, Лида.
Она собралась с духом:
– Прошу прощения… Андрей Игоревич дома?
Пауза.
– Андрей Игоревич дома, – сказала Клавдия Васильевна, и в голосе ее было вежливое удивление. – Но он занят.
Для храбрости Лидка напрягла мышцы живота:
– Прошу… прощения. Можно… позвать его к телефону?
Пауза.
– Он занят, Лида. – Голос уже прямо-таки ледяной. Следующим пунктом разговора будут короткие гудки.
– Пожалуйста! – почти крикнула Лидка, и что-то в ее голосе, наверное, было, потому что Клавдия Васильевна удержалась и положила трубку не на рычаг, а, по всей видимости, на столик.
Крышка столика вибрировала, как мембрана, позволяя Лидке слышать далекие шаги, сперва удаляющиеся, потом приближающиеся:
– Он очень занят, Лида… Позвони позже.
Отбой.
Лидка посидела на полу перед телефоном. Вернулась к столу, к беспорядочно набросанным учебникам.
Впрочем, уже можно не притворяться, не симулировать подготовку к экзаменам. Маме не до того, а отцу тем более. Даже Тимур не зубоскалит, даже Яна не придирается. Все старательно делают вид, что ничего не происходит. Всем почему-то очень важно сохранить видимость жизни. Говорить о лете, стричься и красить волосы, покупать новый купальник. Договариваться с начальником насчет отпуска в июле. Высаживать цветы в горшочек, проводить консультации перед экзаменами, репетировать выпускной вечер для средней группы, при этом почти уверовав, что ни отпуска, ни июля, ни выпускного не будет…
Завтра, тридцать первого, – сочинение.
Второго – математика. Пятого – история. Девятого – химия.
