Армагеддон. 1453 - страница 47

– На латыни их зовут Cercis siliquastrum. Я слышал, во дворце Константинополя есть целая аллея из них. Там их называют «Иудиным деревом». – Он окинул посадки взглядом. – Знаешь почему?

– Нет, господин.

По голосу Хамзы было ясно, что он и не хочет знать, что есть дела важнее и время поджимает. Он даже повернулся в ту сторону, куда им следовало идти.

Мехмед не двинулся с места. Он провел прекрасное утро, занимаясь тем, что любил, в саду, который был его радостью. И хотя путь, на который Хамза призывал встать, вел к величайшей радости, ему не хотелось идти. Пока нет.

– Иуда – другое имя предателя пророка Исы, восхвалим его. Говорят, что после предательства он повесился на таком дереве, а тридцать сребреников, которые ему заплатили, валялись у его ног.

Хамза опустил взгляд.

– Разве они не маловаты, чтобы повеситься?

Мехмед рассмеялся.

– Они могут вырасти в три человеческих роста, хотя ветви все равно будут тонкими. Но крепкими – и выдержат вес предателя. – Он оглядел аллею. – Мои бустанчи говорят, что они растут быстро; цветы розовые, обильные и ароматные. Может, лет через десять, Хамза, мы будем прогуливаться под этими иудиными деревьями и вдыхать их аромат…

– Иншалла. – Хамза покачал головой. – А может, пахнуть будут тела предателей, свисающие с их ветвей…

Мехмед уловил намек. Но у него было слишком хорошее настроение, чтобы разделять опасения своего советника.

– Что ж, подходящее место. Раз уж мои бустанчи, – он указал на пятерых коленопреклоненных садовников, – не только янычары, но и мои палачи. – Он обернулся к ожидающим людям: – Полейте их, потом отчитайтесь в своих казармах.

Хамза стер грязь с руки повелителя рукавом своей гомлек.

– Вас тоже ждет вода, – сказал он, когда они пошли по дорожке.

Мехмед уставился на свои пальцы, черную грязь под ногтями.

– Думаю, не стоит. Мне будет приятно увидеть следы земли на лицах моих белербеев, когда те почтут меня.

Он рассмеялся, и Хамза встревожился сильнее. Его повелитель был еще молод, а его настроение – переменчиво.

– Эти разговоры о деревьях и предателях, повелитель, – пробормотал он, когда они поднимались к заднему входу в шатер. – Вы боитесь…

– Я ничего не боюсь.

Впервые в голосе Мехмеда появилась выразительность.

– Предатели – слишком сильное название для этих людей, людей моего отца, которые стали толстыми, ленивыми и осторожными. Но они ничуть не лучше предателей, поскольку стоят между мной и моей целью. И сейчас им придется уклониться, иначе мои стрелы пройдут сквозь них.

Хамза хмыкнул:

– И этот разговор об Исе…

Мехмед приостановился, понизил голос:

– Я знаю, многих беспокоит мой интерес к другим верам. Они подозревают, что я даже могу… обратиться к мистериям суфиев или спасению, предлагаемому Христом. – Он остановился перед дверью, положил грязную руку на рукав старшего мужчины: – Но не страшись, Хамза. Сегодня они увидят только того, кто я есть, – гази ислама.

Они вошли в шатер. В комнате для облачения Мехмед переодевался в садовую одежду. Здесь же его дожидались совсем другие одеяния.

– Снарядите меня, – приказал султан ожидавшим слугам и поднял руки. – И, Хамза… – Он махнул рукой в сторону стола, сплошь покрытого свитками пергамента. – Еще раз.

Хамзе даже не требовалось смотреть в документы, все факты уже отпечатались у него в голове. Однако было нечто успокаивающее в рукописных строках, списках войск, расположении кораблей, подписанных договорах. И сейчас, пока Мехмеда одевали, Хамза мерным голосом перечислял все это.