Армагеддон – дарующий жизнь. Откровения сектанта - страница 3

Тем не менее – я был мальчиком, а она была девочкой, и нас, естественно, притягивал магнит природных чувств. Сексуальную революцию свершало поколение наших отцов, все сексуальные табу уже были разбиты, и в гламурных журналах того времени звёзды поп культуры гарцевали беззастенчивыми выражениями, типа: «поиметь секс – это так же просто, как вовремя скушать гамбургер», предлагая секс как спорт, как лекарство и просто как средство от скуки, меняя партнёров как маски в этом карнавале развлечений. Но и во мне, и в Алише звучало Некое тихое предупреждение, не позволяющее вот так просто, по сигналу инстинкта, вовремя схавать «сексуальный гамбургер». Это Нечто внутри нас не позволяло быстренько раскатать нашу дружбу в постельном белье. Конечно, это был опыт наших душ, безмолвно шепчущий нам, что страсть и привязанность к объекту страсти – это очень серьёзное испытание и чаще всего – это путь к ещё большему страданию, чего мы наверняка уже сполна хлебнули в прошлых воплощениях. (Здесь вы, дорогой читатель, правильно угадываете, что я верю в перевоплощение душ, – не то слово «верю», можно сказать уже знаю, кое-что вспомнил! Но об этом чуть позже.) Пока что, всё, что мы себе позволяли – это нежные, сдержанные ласки, когда Алиша оставалась ночевать у меня, хотя обоих аж трясло от страсти. Кроме прочего, мы часто мечтали о том, как однажды нам окончательно удастся убрать все эти остатки животных проявлений, то бишь – чувства, и своё счастье «сверхчеловека» мы найдём… расходясь по разным монастырям. Вот такими смешными мы были, – играли в прятки со своими чувствами; например, я хорошо помню, как мы долго смотрели на одну фотографию, которую нашли в старой книге по судебной медицине. (Мы тогда усердно изучали и Фрейда, и всё, что связано с психологией.) Так вот, на этой фотографии был зафиксирован редкий случай двойного суицида, – где-то в Австрии, в периоде между двумя войнами, – парочка молодых влюблённых повесилась в одной петле. Они оставили записку, благодаря которой судебная медицина «обогатилась» ещё одним уникальным проявлением мотивов самоубийства, – эти молодые люди в своей посмертной записке объяснили, что не хотят пачкать свои высокие чувства проявлением животных инстинктов. Мы с Алишей хорошо понимали эту парочку, когда долго смотрели на потёртую чёрно-белую фотографию в старой книге…

И вот что произошло этим памятным весенним днём. Я сидел возле окна, своего домика, который смог выкупить во времена приватизации лихих 90-тых годов. Это был небольшой старенький деревянный домик на окраине Вильнюса, который я начал обустраивать как «Центр медитации». Дальше стелился сосновый бор с правительственными дачами. Вполне хорошее местечко. Вот-вот должна подъехать из города Алиша…

…Помню тот день, – как тихо за окном шумели сосны. В небе солнце играло в прятки с облаками – то засветится обжигающе ярко, как бывает ранней весной, то опять скроется в тумане облаков. И кажется тогда, что весь мир окутывается в пелену городской дымки: деревья, торопящиеся мимо прохожие со своими маленькими проблемками, троллейбусы и дома, общественные учреждения и политические партии, и даже вдохновение поэтов, всё-всё кажется скованно этой желеобразной липкостью серого тумана. «Вот она – атмосфера современного города, – думал я, – а между тем душа человека страдает, ещё как страдает, каждая по отдельности в своей изолированной клетке леденящего одиночества.» С И С Т Е М А! ГОСУДАРСТВО – как проявление высшей формы национального самоосознания, – трубили газеты, вновь приобретшей независимость республики. И мои статьи, в которых я призывал отказаться от создания собственной армии, провозглашая нейтралитет страны в области международных отношений, не пользовались популярностью. Система в очередной раз меняла форму; говорили – на форму более цивилизованную, на самом деле – на форму более холодного расчёта разума, с внешне привлекательной обёрткой, под которой душа человека томилась в том же одиночестве, тем хуже переносимом на фоне витринного блеска. В общем, это и значило более цивилизованно… Вот такие грустные мысли крутились в моей голове, когда в дом вошла Алиша.