– А может, анонимку?.. – осторожно предложил он. – Тоже ведь сильное отечественное средство.
– Анонимку министр читать не станет, – отрезал Саустин. – Прошли, к несчастью, те времена.
Пауза образовалась мерзкая, холодная, пустая, подводящая черту. Идей не было, идти вперед было некуда. Завлит с хода махнул рюмку и мужественно сдался.
– Приехали, господа, – сказал он. – Вернулись в начало. Ничего не поделаешь, надо искать пьесу. Суперпьесу. Бомбу.
– Ты найдешь, а мы пока пообождем, да? – предположил Саустин. – Притаимся за кулисами, будем зубы точить. Переживать его успехи, шипеть и тихо ненавидеть.
– Высокая миссия, – фыркнула Вика.
– Успокойтесь, артисты. Успеха в любом случае не будет, – ядовито сказал завлит и удивился собственному яду. – Он любую хорошую пьесу загробит, как он делает всегда. Зависнет на репетиции, влезет по-барски в режиссуру и развалит любой спектакль. Помните, что было с русской классикой?
– Все равно, наша миссия высока, – сказала Вика. – Вы хотите его свалить? Но хорошая пьеса, эта ваша супербомба, еще как-то может вывезти спектакль к удаче. А вот если мы сыграем с ним тонкий детектив, если мы худрученка нашего заманим как охотника в западню и…
– Говори, милая, говори. Вещай!.. – Саустин спонсировал Вику мокрым поцелуем, который она незаметно промокнула обшлагом платья.
– Послушайте меня, мальчики. Надо дать ему плохую пьесу, отстой, а на премьеру пригласить министра, – уверенно сказала Вика. – Вот это будет ход. Хлопок в ладоши, хлопок под зад, и театр – без госфинансов! Кто виноват – худрук! Что с ним делать? Гнать! Так подумает министр! Ваше время кончилось, господин худрук!
– Умно! – возбудился эмоциональный артист. – Ах, как умно, задорно, весело! Пусть ставит говно. И проваливается с треском. И падает с трона! – Он снова спонсировал Вику поцелуем, которому для осушения снова понадобился рукав платья.
Но завлит остался недоволен предложением. Тонкий женский детектив, подумал он. Детский сад.
– Плохую пьесу он ставить не будет, господа, – сказал он. – Не забывайте, с кем мы имеем дело. Монстр он, ребятки, чистый театральный монстр. Талант, который так просто природой не дается, и одновременно – чудовище. Великий и ужасный. Народный мастодонт республики. И еще, по определению, победитель жизни – вспомните скольких министров он пересидел? Нет, не возьмет он плохую пьесу, отвечаю, не возьмет.
Вика загадочно улыбалась, качала умной головой.
– Прямолинейные мои мальчики, – сказала она. – Не годитесь вы для заговора, хитрости вам не хватает. В том-то и оригинальный секрет идеи, что плохая пьеса должна быть яркой, завлекательной по форме. Как звонкие бусики, как цветные тряпки – лоскутки, на которые западают простые наши городские туземцы, как пустой треск рок-концерта, как фейерверки над Москвой, как сама наша жизнь, в которой, вспомните Шекспира, «много шума, нет лишь смысла»!
– Он-то не простой туземец, – буркнул Осинов. – Сразу все просечет. А меня выгонит.
– А мы-то на что? – тихо возмутилась Вика. – Вот тут и должен сработать наш оригинальный заговор, все мы! Завлит по своей части, мы – по своей, актерской, а я еще и по своей, женской.
– Не понял? – напрягся Саустин. – Что ты имеешь в виду?
Вика изменила голос, манеру, пластику движений – с ходу превратилась в ласковую кошку, обольстительную женщину – она была хорошей актрисой.
– Жена у него зависла в Штатах, он одинок и симпатичен. Он нуждается в уходе – тарелку супа вовремя дать, пилюлю, градусник, да просто улыбнуться и при этом ввернуть слова о пьесе – я знаю, что нужно делать. Я обложу его теплыми подушками внимания, укрою одеялом лести, согрею руками нежности…
