Ароматы свободы - страница 13

Я обошла девушку, которая была мне как родная сестра, стараясь не оборачиваться, стараясь не смотреть на нее, на это, наверняка проклинающее собственные слова, лицо. В мою спину неожиданно прилетел вопрос:

– Куда ты?

– Туда, где мне самое место. Я ведь не заслуживаю находиться в обществе, так? Ты права, я настоящая дрянь.

***

Обняв себя руками, я разложилась на гимнастическом стареньком мате, чувствуя ужасный холод. Все внутри скрежетало от ужасного чувства потерянности и пустоты. Обида больше не горела яростным огнём, потухнув она уступила тоске. На правду не обижаются.

Я ведь правда думаю только о себе и о собственной справедливости, и только. Разве меня волнует, что преступность сократилась, благодаря разделению, так, что полиция расслабилась и даже неопытная девчонка может причинить множество проблем? Разве волнует, что образование стало более доступным? Разве волнует, что власти избавляются от насилия?

Нет. Не волнует.

Волнует, что правительство просто разделило общество, раз ему так захотелось! Волнует, что семьи разделились, что дети остались сиротами! Но еще сильнее меня волнует, что меня разделили с отцом.

Эгоизм? Да, меня волнует только собственное окружение. Делает ли это меня неблагодарным циником, с возвышенным чувством собственной важности. Да, делает.

«Но какая разница? Груз вины не должен волновать, на пути к высшей цели. Средства и чувства не важны!» – шёпот доносился от куда-то с затылка, и я согласилась с ним, чувствуя как от холода горят конечности, полностью завёрнутые в одеяло, и только лицо пылает от дорожек слез. Толи от жалости к себе, толи из ненависти…

Яркая, когда-то, наверное, вывеска сейчас горела тускло жёлтым цветом. "Последний колдун» выглядел необычно, для места где проходят подпольных бои. Начиная с экстерьера, странным, сбивающим с толку фасадом, почему-то обмазанным синей краской неаккуратно неоновой полосой, заканчивая растениями, пальмами, растущими в двух ассиметричных горшках друг на против друга. Будто тут не били морды по пьяни, а обсуждали эксцентричное искусство и модный парфюм. Подозрения развеялись, стоило переступить порог, наступая на скрипучие доски, тут же вспоминая неприятный опыт с гнилой древесиной: вонь стояла знатная. Пот и алкоголь были меньшими из проблем, и даже крепкий табачный дым не перебивал странный дурман. Видно курили здесь дурь, по мозгам бьющую сильнее, обычных сигарет.

Взгляд быстро вцепился в сцену, и я уже было решила, что на импровизированном ринге, отдельном одной только чёрной лентой, бьются петухи, ну в крайнем случае, собаки, места, даже для них было слишком мало. Мысль эта усилилась от вида интерьера. Уже напившиеся люди кочевали из одного места в другое, в них не было ничего удивительного, но вот круглые ярко голубые столы с зонтиками в центре казались чистым безумием. Я сделала пару шагов, углубляясь внутрь, как почувствовала странное ощущение под ногами, с удивлением замечая песок на полу. Чувство, будто меня как следует обманули, прошибло до костей со скрежетом зубов.

«Сама виновата, не нужно было доверять „случайно забытым“ бумажкам!» – подумала я, проклиная и бывшего тренера и ее вместительный характер, как ощутила появление еще какого-то запаха. Запахло приправой, отдающей перцем. Паприка.

На сцене появился мужчина, в котором без проблем узнавался фолк, размером раза в полтора больше его сородичей, как в ширину, как и в высоту. И пахло от него по-другому, ни стерильно, а именно что острой приправой. Стоило ему взойти на сцену, как я села за столик, где сидели две женщины, лет сорока, наименее пьяные из всех остальных компаний.