Аррей, вырастающий из имен - страница 29

Дью почувствовал, как что-то мохнатое ткнулось ему в колено. Чарр! Верный щенок, чуя неладное, крутился у ног и тихо поскуливал.

– Замолчи, Чарр! – строго прошептал ему мальчик. – Сиди тихо, или тебя вышвырнут далеко-далеко.

Чарр послушно съежился у его ступней лохматым черным комком. Он больше не скулил, но трясся крупной дрожью, озираясь на собравшуюся вокруг Черной Ели толпу.

Старый Хиваро, одетый торжественно и чисто, словно то была не казнь, а праздник, поднял руку, призывая всех к молчанию. Разговоры, выкрики и смешки стихли.

– Братья мои, – медленно начал Хиваро, – нет нужды говорить, для чего мы собрались сегодня на этом священном, отмеченном Рургом месте. Дью, сын Огдая Серебряная Рука и Грунн Осенняя Буря, сын достойного, погибшего славной смертью воина и мужественной женщины, был уличен сегодня ночью в одном из самых позорных деяний на земле. Он попытался обокрасть всеми уважаемого Вьюхо Охотника за Невидимым. Все мы знаем, какое наказание полагается вору.

– Знаем, знаем… – глухо поддакнула толпа.

Где-то там, в этой толпе, были приятели Дью, была Найя, был маленький предатель Пэди. Интересно, они тоже бормочут: «Знаем, знаем», или все-таки молчат, уперев глаза в жухлую осеннюю траву?

– По законам нашего народа вору, посягнувшему на вещь соплеменника, отрубается правая рука, а сам он навсегда изгоняется из пределов селения. Так я говорю?

– Так! Так! – охотно откликнулась толпа.

– Мы всё это знаем, Хиваро! – раздался чей-то веселый голос. – Хватит болтовни! Приступай к делу!

– Не торопите меня, – с достоинством ответил старик. – С раннего утра до полудня обсуждали мы сегодня, подвергнуть ли Дью, сына Огдая и Грунн, казни, уготованной ворам, либо выбрать ему другое наказание.

– Другое? Почему другое?… – заволновалась толпа.

– Я объясню вам. Во-первых, Дью не вступил еще в возраст мужчины. Ему только тринадцать лет, и он ни разу не участвовал в испытаниях Крадущейся Рыси. Он не мужчина, но мальчик, не имеющий имени. Вправе ли мы наказывать его по всей строгости?

Голоса в толпе разделились.

– Вправе! Вправе! – кричали одни. – Если он вырос для ночных краж, значит, годится и для наказания! Младенцы и малые ребята не забираются по ночам в чужие дома! Он вырос, Хиваро! Вырос!..

– Пощади его, Хиваро! – кричали другие. – Он мал и глуп! Нельзя наказывать неразумных детей так же сурово, как взрослых!..

Дью с любопытством всматривался в лица соплеменников. Оказывается, очень интересно наблюдать, кто жаждет твоей казни, а кто жалеет и громко требует снисхождения. Жаль, что не всегда можно четко разобрать выкрики.

Многие женщины требовали сурового наказания. Многие мужчины, грозные и грубые, кричали, что он – неразумный ребенок. Вот странно! Приятели Дью просто свистели и прыгали, толкая взрослых локтями. Впрочем, кое-то из мальчишек орал во всю глотку: «Он вырос, вырос, Хиваро!» Вряд ли они делали это от злобы. Скорее, было просто любопытно взглянуть на захватывающее и редкое зрелище отсекания воровской руки.

– И второе, – переждав шум, продолжил Хиваро. – Вынося решение, мы не могли не учесть просьбу Вьюхо. Ведь именно его дом осквернил вор. Великодушное сердце Охотника за Невидимым не жаждет мести. Он просил нас не применять к мальчику суровых мер, которые искалечат всю его дальнейшую судьбу.

Дью отказывался верить своим ушам. Старик Вьюхо просил за него?! Его великодушное сердце не горит жаждой мести?!.. Как это понимать? Еще чуть-чуть, и у него лопнет голова – настолько трудно переварить услышанное.