Дью дотронулся до холодного колена, находившегося на уровне его глаз. Камень выглядел самым обыкновенным, не драгоценным и не самоцветным. Неведомый скульптор, видимо, был большим чудаком: мало того, что высек огромную статую в таком месте, где ее никто не увидит, кроме разве что чудовищных насекомых, так еще и материал взял простой и некрасивый, хотя вокруг полным-полно всяческих лабрадоров.
– Хотел бы я знать, кто этот сумасшедший, – пробормотал Дью, разглядывая пещерное диво.
– Он не сумасшедший, – откликнулась Найя. – Он только в первый момент кажется страшным. Но если всмотреться в его лицо, страх пропадает.
– Я говорю о том безумце, что высек здесь это чучело! Неужели работа Вьюхо? Да нет, вряд ли: камень нужно было долбить много лет. И главное, зачем? Летучих мышей пугать?
– Вьюхо… ни при чем… – раздалось позади них.
Неожиданные звуки не были человеческим голосом, хотя и произносили людские слова.
Найя охнула. Дью резко обернулся.
За их спинами напротив первой статуи высилась другая. Гулкие звуки исходили от головы с чуть приоткрытыми губами. Новое изваяние было пониже, но тоже внушительно – локтей двенадцать в вышину. Тоже старик, схожий обликом с первым, с длинными волосами и бородой, спускавшейся, впрочем, не до колен, но до пояса. Главное отличие было в глазах: они имели подобие зрачков и оттого казались живыми.
– Эй, ты! – громко крикнул сын Огдая, чтобы звуками собственного голоса взбодрить себя и прогнать холодок страха. – Это ты разговариваешь со мной, гранитная кукла?!
Он почувствовал живое тепло за спиной: Найя придвинулась ближе, стараясь унять дрожь и не стучать зубами.
– Это… я… – пророкотал каменный старик.
При этом губы его, на которые Дью смотрел очень внимательно, не шевельнулись. Казалось, говорит кто-то спрятавшийся в чреве статуи.
– А кто ты такой?! – снова крикнул мальчик. – Если ты прячешься за этой каменной глыбой, то лучше выходи! Так нам будет удобнее разговаривать.
– Я… не прячусь. Я перед тобой.
– Кто ты? – повторил Дью, на этот раз тише, так как изваяние не делало никаких угрожающих движений и холодок страха под сердцем рассосался.
– Я… Бохоу.
– Бохоу? – переспросил мальчик. – Никогда о таком не слышал. А ты? – обернулся он к девушке. – Ты слыхала когда-нибудь это имя?
Найя кивнула. Ей удалось справиться со спазмом в гортани и выдавить:
– Я слышала о Бохоу. Так звали знаменитого знахаря, отца Вьюхо. Он умер очень давно, когда меня еще не было.
– Ты хочешь сказать, ты отец Вьюхо? – Дью вновь повернулся к статуе и сурово нахмурился.
– Да… – откликнулся резной камень.
– Но ведь ты давно умер!
– Умер… для всех вас…
Сын Огдая осветил его факелом с головы до ног.
– Пожалуй, ты не врешь, – заключил он. – Ты и впрямь смахиваешь на своего сыночка. А этот? – он махнул в сторону первого изваяния. – Надо понимать, его дедушка?
– Да… Это мой отец, Бошши…
– Он не такой разговорчивый, как ты! – хмыкнул мальчик.
– Он не может говорить… Он стал каменным полностью… Весь…
– А ты, выходит, не полностью?
– Приложи ухо… к запястью… Послушай…
Дью с готовностью привстал на цыпочки и прижался ухом к огромной холодной руке, висевшей вдоль каменного тела.
– Ого! – удивился он. – Кажется, у тебя есть сердце! И оно бьется. Правда, еле-еле.
Найя, чье любопытство превозмогло страх, проделала то же самое.
– Бьется! – прозвенел изумленный голосок. – В холодном камне бьется что-то живое!..
