– Мой муж тоже читает это. Сейчас все учат каббалу.
– Я когда-то был ешиботником, недолгое время, но не смог грызть гранит гемары1. Впрочем, это долгая история. Дело не в том, что за десять лет отказа, пока я работал то дворником, то истопником, мои извилины затянулись ряской и тиной. Просто случилось нечто… В общем, меня выгнали из ешивы. И на этом моя карьера талмудиста прекратилась совершенно. История моей жизни необычна. Я расскажу, если хотите.
Он хотел рассказать, а я хотела послушать, но закон запрещал болтать с чужой женщиной. «Не говори много с женой, даже своей, а с чужой – тем более», – так сказали наши мудрецы. Да и не мог он долго оставаться со мной наедине все по той же причине. Но тут из внутренних покоев дома выбежал белокурый мальчик, очень похожий на мать, и уселся на стул напротив меня, широко распахнув глаза и приоткрыв рот. Для религиозных детей, лишенных телевизора, любой незнакомец – зрелище. Он буквально медитировал на новую постоялицу, слегка раскачиваясь на стуле. Как бы то ни было, мы с реб Арье уже были не одни, и он позволил себе продолжить.
– Шмулик, налей нашей гостье что-нибудь. Чай, кофе?
– Вы будете рассказывать при нем? – я кивнула на ребенка.
– Он не знает русского языка. Не потому, что мы не хотели его учить. Так вышло. Шмулик долго молчал, лет до трех с половиной, вот мы и бросили русский.
Он помедлил, закрыл книгу и опустил глаза. Реб Арье не хотел смотреть на меня, ведь закон не разрешает рассматривать лицо чужой жены.
– Стоит ли рассказывать личную историю незнакомому человеку? – осторожно спросила я, видя, что он колеблется, – Если вы не уверены, я не буду настаивать.
– Я не говорил об этом периоде моей жизни много лет. Да и кому я расскажу? Наш город – осиное гнездо на горной круче. Даже Малка не знает всех подробностей. Но теперь прошлое тяготит меня. А вчера ночью ко мне явился один человек, мой бывший духовный наставник. Он велел рассказать обо всем, что случилось тогда, одному из гостей моего дома. С тех пор как стал учить каббалу, я знаю, к каким снам относиться серьезно, а какие отбрасывать и забывать.
Нас выпустили только в девяносто первом году, – начал реб Арье, – на самом пике великого возвращения. Аэропорт захлебывался новоприбывшими, и чиновники старались распределять их по стране как-то равномерно, что ли. А в Галилее было много места. Чиновник спросил, не хочу ли я поселиться в Цфате. Я всегда мечтал жить у моря и поинтересовался, есть ли в Цфате море. «Есть», – заверил меня этот человек.
– Так вас обманули в первый раз, но, наверное, не в последний? – предположила я.
– Нет, нет! – он горячо затряс своей бородой, похожей на хвост черно-бурой лисы. – Меня никто никогда не обманывал! А я… я обманул самое чистое в мире существо, за что и поплатился. Но это было много позднее. Видите ли, мир – это зеркало. Зеркало человека. Вот поэтому я так и люблю зеркала. Что у нас внутри, то и отражает мир вокруг нас. Чиновник сказал чистую правду. Ведь озеро Кинерет называется еще «Галилейским морем». Если в ясную погоду забраться на вершину вон той горы, оно видно сверху, как голубая заплата на одеяле долины. А на автобусе всего полчаса. Так что мы живем у моря. Зимой там бывают настоящие океанские бури. Это оттого, что со дна нашего моря бьют ключи. Один из них называется «колодцем Мирьям». Впрочем, это уже другая история, это к делу не относится.
