***
Зябликова сладко потянулась в постели и толкнула Славика в бок.
– Слав, вставай, уже темнеет. Тебе пора.
Вячеслав открыл глаза и, увидев нависшие над ним манящие губы Зябликовой, притянул ее к себе и поцеловал, ощущая отзывчивую упругость.
– Всё-всё, Казанова! Тебе давно пора. Снегирева, наверное, места себе не находит. Да и мой «королевич Елисей» вот-вот из командировки нагрянет. Марафет навести нужно.
Славка подскочил как ужаленный:
– Да ты что!
Через пять минут он уже был, что называется, как огурчик.
– Что сегодня своей соврешь? – улыбнулась хитро Зябликова, подравнивая мизинчиком подкрашенные губы.
Стараясь не соблазниться на прихорашивающуюся для Елисеева полураздетую подругу, Вячеслав выдал экспромт:
– Как что? Операция на сердце затянулась.
– И это почти правда, доктор! Затянулась, и надолго, – она потянулась к своему бюстгальтеру, – застегни. А щека-то у тебя пунцовая, совсем как тогда! Эх, Славка, две диссертации защитил, а врать так и не научился, – Маринка чмокнула его в пунцовую щеку.
Вячеславу даже в зеркало смотреть не надо было – половина лица горела огнем, совсем «как тогда».
Придя домой, он тихо отпер входную дверь квартиры, прислушался, снял туфли и в одних носках неслышно пробрался в спальню.
Жена уже спала. Ну и слава богу!
Выйдя утром к завтраку, Славка широко улыбнулся:
– Доброе утро, Нат.
– Доброе утро, Слав. Извини, тебя не дождалась, уснула. Как спалось?
– Прекрасно.
– А знаешь, у тебя ведь щека румяная.
Но щека-то не горела! Он бы почувствовал!
Славик потер лицо рукой и посмотрел на ладонь. На ладони краснели следы помады Зябликовой…
