Я много работал, много работал, чтобы не было времени на всё остальное, но работа не спасает, она лишь порождает новые вопросы, работа убивает время, но не убивает стимул. Гораздо интереснее после эксперимента узнать о том, что чувствовал мой испытуемый, но нынче двадцать первый век, все срочно ломанутся в органы, мне вызовут врача. Родиться бы в четырнадцатом веке, или хотя бы в той Германии. А здесь и сейчас приходится зачищать следы.
Да мне он всегда казался странным, ни пива с нами не попьёт на скамеечке, перед парадной, ни на рыбалку. В гости редко заходил, хотя звали его все и часто, бабам нашим он нравился очень, я даже спрашивал, чего это вы так к нему все липните? А они в ответ, мол, мужчина, видно хороший и хозяйственный, то строит что-то, то мусор выносит всякий. А он вон что оказывается, выносил. Жуть берёт. А ведь и моя могла вот так же, в мусор попасть. Жаль, что я его порвать не могу. Если бы он был на нашем месте, придумал бы себе наказание пострашнее.
Нет, мне правда жаль всех тех людей, с которыми я так обошёлся. Да, я выдумал всю это чепуху про то, что я исследовал как умирают люди и звери. Просто, когда в голове твоей кто-то всё время шепчет о крови, кто-то стучит молотком по мозгам, крыльями машут невидимые демоны, когда ты смотришь на шею и ноют уже твои руки, тянутся к поясу, на котором висеть должен нож, когда пелена застилает твой взгляд, спасенье только одно – планировать муки. Я пытался обмануть свой мозг, планировал, но не воплощал, тогда всё гораздо хуже, тогда я срывался среди бела дня, тогда было много хуже. Охота меня не спасала, звери – только лишь звери, а люди, они же знают, с чем расстаются.
Я лишь дважды заметила за ним некоторые странности, впервые, когда ему было года четыре, он молотком бил по голове котёнка, мёртвого. Тогда он был весь в крови и кусочках мозгов. Это было страшно, тогда его никто не видел, кроме меня, конечно же. Когда я спросила его, зачем он это сделал, в глазах его была пустота и страх. Он мне ничего не ответил. Он вообще заговорил всего спустя два дня. Для нас это стало тайной, некоим табу. Я старалась избегать этой темы. Я боялась, что с ним может быть что-то не так. А потом, в школе, как-то меня спросили его друзья, где все животные, которых он приносил домой, я отшутилась, что они сбегают от него уже через пару дней, но сама мгновенно вспомнила о том котёнке. Я спросила его про животных, на что он мне сказал: «Каких животных?»
Пожалуйста, казните меня первой, отдайте на растерзание возмущённой толпе!
Из меня бы вышел отличный террорист, жаль, что это пришло мне в голову только сейчас. Мне не помогла мать, она ведь помнит про того котёнка. А я не рассказал ей про то, что началось это всё с того, как дед рубил голову петуху, после того, как топор бухнул о чурку, после хруста костей и фонтанчика крови, я почувствовал, как в моих штанах потеплело, я описался, упал и слышал хохот. Я пролежал полдня, в, с тех пор недостижимой для меня, нирване. Чуть ближе к ней, конечно, люди, а не петухи, котята, крысы. Мне никуда не деться от себя.
Вы знаете, мне кажется, когда я падал из окна на землю, я находился где-то рядом, когда я ударялся, на миг мне показалось, что обрёл я наконец-то, что искал. Ещё я слышал чей-то хохот.
Тогда мы убежали от родителей через дырку в заборе, потом мы побежали за комнату страха, оттуда было видно всё, что происходит перед каруселью. Мы захихикали, смотря, как мечутся родители, когда нам крепко вдруг зажали рты и повели за трейлер. От страха мы даже не могли кричать, нас повалили на траву, прижав коленом, накрепко связали, засунули в машину и куда-то повезли. В подвале пахло плесенью и сыростью, спустя несколько часов нам развязал глаза огромный дядька, он сел на стул и говорил нам гадости какие-то, которых мы не понимали. Он приказал нам раздеваться, мы плакали, снимая сарафаны. Потом раздался в дверь звонок, какой-то шум и разговоры на повышенных тонах. Он вошёл, сказал нам одеться, сказал, что нас ждут мама и папа. Пока мы умывались в ванной, мы слышали периодически какие-то удары. Он привёз нас домой, он посоветовал нам рассказать всё родителям. Но мы не рассказали. Недавно мы подарили ему статуэтку, когда мы объяснили, что это богиня жизни и плодородия, он, кажется, заплакал.
