От теплого ветерка, защекотавшего кожу, синяки разной расцветки стыдливо сбежали с кожи, бледнея и выцветая в секунды. От непрошеных воспоминаний защипало глаза и зачесалось в носу. Ясное дело, бесшабашный бессовестный Лихо ничуть не походил на ее маму, но сам жест, осторожное дуновение…
– Ты чего? – насторожился первопредок. – Эй, чел… Ася, ты чего? Я опять больно сделал?
Кажется, сейчас Лихо в первый раз назвал ее по имени сознательно, а не «эй ты» или «человечка». И, кажется, именно сейчас он в первый раз насторожился, каким-то образом считав ее настроение.
– Все в порядке, – помотала головой Аська, часто-часто моргая, чтобы смахнуть с ресниц непролитые слезы. Не успела. Лихаэль поймал ее за подбородок и снял влагу с ресниц, слизнул.
– Соленая. Ты… ты плакала? Почему? Так больно?
– Нет, это другая боль. Всего лишь память, – подрагивающими губами попыталась объяснить Ася и неожиданно для себя разоткровенничалась: – Ты мне синяки лечил, как мама когда-то давно. Когда жива была.
– A-а, узы родства и горечь потери, – покивал Лихо неожиданно серьезно, без своей обычной шутовской беспечности, даже пояснил: – У нас по-другому, мы никогда связям плоти значения не придавали, души важнее. Да и столь давно все это было, что почти стерлось из памяти.
– Я не хочу забывать, – упрямо покачала головой Ася и, встряхнувшись, спросила: – Так мы идем, или?..
– А как же! – снова привычно ухмыльнулся Лихо и, цапнув Аську за здоровую ныне руку, прыгнул на живую тропу, готовую в мгновение ока привести любимчика к очередной проблеме.
Выкинуло Асю и мягко опустило Лихаэля не на травку в лесу, а у неширокой порожистой речушки. В кристально чистой водице ее резвились такие рыбы, которые бы лишили покоя и сна любого сколько-нибудь понимающего в рыбалке человека. Но поскольку Аська всегда рыбалку любила только как спокойный отдых на природе, а не за размер добычи, то осталась почти равнодушной. Нет, азарт и Покрышкиной был не чужд. Вот грибы собирать она любила, особенно те, которые кучно растут: опята, лисички, маслята. Чистить потом и мыть, конечно, муторно, зато есть вкусно.
Речушка с нахально прыгающей рыбой шумела в каменном русле, а чуть выше и левее имелась целая россыпь громадных черно-красно-оранжевых камней, почти дольменов. Вряд ли изящные эльфы стали бы громоздить нечто подобное столь вызывающей расцветки в своих владениях, потому скорее всего причудливые конфигурации камней и их цвет были естественного происхождения. Или тут камни сами красились и сползались в причудливые груды по собственной прихоти, а не замыслу первобытных строителей? Чокнутый мир, могли и ползти.
– Ну?! – не дождавшись, пока девушка осмотрится вокруг и выдаст наводку, нетерпеливо воззвал Лихо.
– Не понукай, не запрягал, – огрызнулась Ася и постаралась определить хоть что-нибудь, чтобы занять деятельного безумца работой или погромом. Словом, чем-то, не связанным напрямую с ней.
Рыбки в серебристой и ярко-голубой чешуе, водичка, камни и скалы, над головой ослепительная синь, подальше разнотравный цветущий луг, переходящий в величественный лес. Идиллия, блин! Постелить коврик, лечь и загорать! И чтоб никто за руки не дергал и никуда не тащил хоть пару часиков. А-ха, размечталась! Чтоб Лихо да утихомирился, его надо связать и усыпить, а лучше еще сверху чем-нибудь придавить, потяжелее, потому что он и во сне, связанный, ухитрится куда-нибудь ползти, прыгать или катиться. Ладно, пока характер первопредка играет на стороне, Аське только одно остается: стиснуть зубы, терпеть и помогать. Потому что домой хочется, туда, где все привычно, к дядьке, занятиям, приятелям, к понятному и объяснимому физическими законами, а не «потому что я так хочу!» миру.
