– Такъ рано?
– Рано? А кредиторы бестіи встаютъ еще раньше и выгоняютъ изъ дому добрыхъ людей чуть не до свѣта.
– Да вы шутите! сказалъ, поднимаясь съ кресла, Софьинъ.
– Ей-богу, не шучу! Я входилъ въ ворота, а онъ поворачивалъ въ эту улицу, я я видѣлъ вотъ этими глазами, какъ будочникъ показывалъ ему вашу квартиру.
– Никита! крякнулъ Софьинъ, проворнѣй одѣваться! Послушайте, Ѳедоръ Степанычъ, вы пойдете въ залу и покамѣстъ займете тамъ гостя.
– Могимъ-съ, могимъ.
– Вы знакомы?
– Гдѣ намъ съ суконнымъ рыломъ въ калачный рядъ?
– Такъ какъ же быть?
– Да ничего, дяденька, одѣвайтесь. О прочемъ не извольте безпокоиться; останетесь довольны.
У подъѣзда послышался звонокъ. Никита вышелъ въ коридоръ.
– Послушайте, Ѳедоръ Степанычъ, пожалуста, будьте при немъ поскромнѣе.
– Съ тѣмъ, что извольте-съ.
– Идитежь, идите.
Племянничковъ вышелъ въ залу, схватилъ какую-то книгу, и усѣлся на диванѣ.
Вошелъ Онисимъ Сергеевичъ Небѣда. Это былъ приземистый, сгорбившійся, но при всемъ томъ крѣпкой, матерой натуры старичокъ съ анной на шеѣ. Онъ не имѣлъ привычки смотрѣть въ глаза тому, съ кѣмъ случалось разговаривать ему въ первый разъ; голову держалъ онъ какъ-то налѣво и всегда почти глядѣлъ изъ подлобья: но за всемъ тѣмъ на лицѣ его нельзя было не подсмотрѣть добродушія и честной прямоты.
– Здравствуйте! сказалъ онъ, подавая руку Племянничкову.
– Мое почтеніе.
– Рекомендуюсь.
– И я рекомендуюсь.
– Вы Софьинъ?
– Нѣтъ-съ, Племянничковъ.
Небѣда поднялъ голову и взглянулъ на него. Племянничковъ стоялъ ровно и спокойно.
– А Софынъ гдѣжь?
– Въ спальнѣ.
– Одѣвается?
– Одѣвается.
И Небѣда, поставивъ шляпу на столъ, началъ ходить изъ одного угла въ другой, потирая руки и шипя, какъ будто пришелъ съ морозу.
– Вы давно здѣсь? сказалъ онъ черезъ нѣсколько минутъ, не глядя на Племяничкова.
– Гдѣ-съ?
– Тутъ.
– Сейчасъ только пришелъ.
– Гмъ. Опять модчаніе.
– Вы нездѣшній? заговорилъ Небѣда.
– Не здѣшній.
– Изъ Петербурга?
– Изъ Петербурга.
– Чтожь, коронація?
– Была,
– И… того… посданники?
– Были.
– А иллюминація?
– Была.
– Въ Москвѣ?
– Была и въ Петербургѣ.
– А которая лучше?
– Московская.
– А желѣзная дорога?
– Есть и желѣзная дорога.
– Изъ Петербурга въ Москву?
– Туда и обратно.
– Рабочіе прозвали ее чугункой?
– Чугункой.
– А вѣдь смышленъ русскій народъ?
– Смышленъ.
– Вы давно изъ Петербурга?
– Четыре года.
– Что?! сказалъ Небѣда, остановившись.
– Четвере года, говорю.
– Да какъ же вы все это знаете?
– Въ газетахъ вычиталъ, отвѣчалъ Племянничковъ, не моргнувъ даже глазомъ.
– Вы шутникъ, должно быть.
– Вотъ тебѣ разъ! подумалъ Племянничковъ. Почемужь вы такъ думаете? спросилъ онъ.
– Да по вашимъ отвѣтамъ.
– Не могъ же я отвѣчать вамъ: не знаю, когда вы спрашиваете о такихъ вещахъ, которыя всѣмъ уже извѣстны и которыя, какъ я вижу, вы знаете лучше меня.
– Вы угадали. А служите гдѣ нибудь?
– Служилъ.
– А теперь?
– Не служу.
– Что такъ?
– Въ отставкѣ.
– По семейнымъ дѣламъ?
– По семейнымъ дѣламъ.
– А послѣ?
– Что Богъ дастъ.
– Съ чиномъ?
– Съ чиномъ.
– Какимъ?
– Коллежскаго.
– Ассесора?
– Нѣтъ.
– Совѣтника?
– Нѣтъ.
– Кого же?
– Секретаря.
– Мало.
– Будетъ съ меня.
– А зовутъ васъ какъ?
– Ѳедоръ.
– А по отчеству?
– Степановичъ.
– А прозваніе?
– Племянничковь.
– Да, бишь, вы говорили. Ну, будьте знакомы; вы мнѣ понравились.
– Вотъ тебѣ разъ! хотѣлъ сказать Племянничковъ. Очень вамъ благодаренъ, проговорилъ онъ, чуть не расхохотавшись.
Оба замолчали.
Небѣда отошелъ къ окну.
