Тошно стало, уже когда вернулся в родную округу. До того держался настороже, а тут и азарт отпустил, и погони больше опасаться не приходилось. Даже пьянящая ненависть потускнела и выцвела, превратилась в глухую злость. В том числе и на себя самого.
Надо было как-то иначе поступить. Надо было выкрутиться!
А так – ну да, я им всем показал, но что мне с того?
Башмаки потерял, картуз посеял, одежду порвал, инструментов и тех лишился. Придётся у Луки деньги просить. Пусть и не его собственные, пусть из общего котла, куда побольше многих вкладывался, но – просить.
Не впервой, конечно, да и куда сильнее иной раз перепадало, но тут одно к одному подобралось, ровно сглазил кто. Сначала Жирдяй, потом вздорный тайнознатец. Вот он-то чего ко мне привязался? Чем я ему помешал?
Сволочь!
Правая нога при каждом шаге взрывалась острой болью, я старался на неё не наступать – шёл и подволакивал. Хромал.
Грязь и кровь, натёкшую из прокушенной губы и ссаженных локтей, смыл у попавшейся на пути поилки для лошадей, но и так постоянно ловил на себе заинтересованные взгляды. Бесило это несказанно. Шагал, уставившись в землю.
Возвращаться к своим побитой собакой не хотелось, так что свернул в другую сторону и потопал к тётке, которой в столь ранний час не было дома совершенно точно. Из всей родни позволить себе столь вопиющее ничегонеделание мог лишь младший из двоюродных братьев. Он-то и был мне нужен.
Жила тётка всего-то в трёх кварталах отсюда, но пока дошёл, дважды опускался перевести дух на лавочки. Поднявшееся над крышами домов солнце жарило немилосердно, после ночного ливня сильно парило, я обливался потом, кружилась голова, всего ломало, будто навалилась лихоманка.
Окно нужной комнаты выходило на улицу, я без труда забрался на росшую рядом старую яблоню, уселся на сухой сук и позвал:
– Даня!
Послышался какой-то шорох, и ко мне высунулось заспанное лицо двоюродного братца.
– Серый? – удивился он. – Рано ты сегодня!
– Есть кто дома?
– Не. Запрыгивай!
Я перебрался с ветки на подоконник, свесил вниз ноги и усмехнулся.
– Дрыхнешь?
– Шутишь! – фыркнул Данька. – Алгебру зубрю!
– До сих пор считать не научился? – подначил я его.
– Да там же не только сложение и вычитание, дурья твоя башка! – возмутился брат и махнул рукой. – А-а-а, что с тобой говорить, с неучем!
Восьмилетний малец был гордостью семьи, на оплату его обучения шло заработанное не только матерью и отцом, но и старшими братом и сестрой. Очень уж тётке хотелось пристроить сие юное дарование в управу писарем или счетоводом, а то и помощником законника.
Я прислушался к ощущениям в отбитой ноге и осторожно слез с подоконника в комнату, разделённую на две части ширмой. Всей мебели – кровати, два сундука, стойка с посудой и стол. Убого. В Гнилом доме и то лучше.
Осиротев, я прожил здесь до семи лет, а потом нас для этой комнатушки стало слишком много, вот и предпочёл работному дому компанию окрестных босяков. Поначалу было непросто, но справился.
