Надо сказать, что когда я поднялся наверх, то не придал значения действиям Дайка. Ну, копается парень себе в груде хлама и копается, может, что интересное заметил. Дворкина в помещении видно не было, и я решил, что профессор в своей каюте, однако оказалось, что это не так. Пока я занимался Сагером, полуэльф раскидал завал барахла, и под ним обнаружился лежащий ученый, на голове которого словно рыцарский шлем была нахлобучена какая-то блестящая посудина, похожая на крутобокую кастрюлю. Дайк тут же принялся нервно суетиться вокруг профессора, явно не зная, что делать дальше. Не придумав ничего лучшего, он принялся трясти бедолагу профессора, отчего голова того стала похожа на ритмично раскачивающийся колокол.
– Дайк. – Дворкин неожиданно вцепился в плечо своему слуге. – Это ты?
– Да, профессор, – радостно всхлипнул полуэльф. – Хвала богам, что вы живы. А то я уж думал… зову вас, зову, а вы словно мертвый…
– Темно, сейчас ночь? – Ученый, опираясь на плечо Дайка, поднялся на ноги.
– Да нет, света тут хватает, дружище, – подал голос стоявший рядом со мной гном.
– Неужели я ослеп? – Дворкин завертел головой, при этом из-под края кастрюли на пол и на его помятый камзол закапала какая-то зеленоватая жидкость. – Ослеп!
– О, профессор! – Слуга профессора посмотрел на хозяина жалобным взглядом, при этом на его глазах выступили слезы. – Я буду заботиться о вас, и когда-нибудь вы обязательно выздоровеете.
– Конечно, мой мальчик, конечно. А пока проводи меня в каюту и дай остаться одному, чтобы предаться своему горю.
Ученый на ощупь нашел плечо юноши, и они медленно двинулись в сторону лестницы.
Мы дружно переглянулись с гномом и не менее дружно вздохнули, не зная смеяться нам или плакать от данной сцены.
– Старина, может, ты сперва избавишься от этой не очень модной шляпки? – сказал Баркин, пихнув меня в бок локтем, и, кивком головы указав на Дворкина, шепнул: – Не достану.
Я покосился на гнома и, понимающе усмехнувшись, подошел к профессору, одним движением освободив его голову из кастрюльного плена. Без своего «шлема» историк выглядел еще более экзотично. Глаза плотно зажмурены, а лицо, частично закрытое свешивающимися с головы длинными белыми нитями лапши, напоминает причудливую зеленую маску, поверхность которой богато украшена разномастными кусками овощей. К тому же на макушке, запутавшись в лапше и волосах, гордо возвышается горка из нескольких тефтелек.
Позади меня раздалось какое-то натужное пыхтение и пофыркивание, заставившее обернуться. Гном, зажав рот обеими руками, из последних сил пытался сохранить серьезное выражение лица, но, судя по раскрасневшимся щекам и слезящимся глазам, сил сдерживаться у него уже не было. Через мгновение его все же «прорвало», Тойран оперся руками о стол и зашелся в гомерическом хохоте.
– Откройте глаза, профессор, – сказал я, едва скрывая рвавшуюся на лицо улыбку. – Да не бойтесь, все с вами в порядке.
Дворкин медленно, словно чего-то боясь, открыл веки и с радостным удивлением уставился на меня, пробормотав:
– Я вижу.
– Естественно…
– О, профессор! – Дайк, оттолкнув меня, приобнял ученого и, тут же отстранившись, принялся вытирать его лицо вытащенным из кучи хлама полотенцем.
Тем временем гном, отсмеявшись, вытер слезы и, подойдя к Дворкину, дружески хлопнул его по плечу. От сотрясения тефтельки, мирно продолжающие лежать на голове профессора, стронулись со своего места и неспешно принялись сползать вниз, причем одна из них выбрала свой путь точно по переносице ученого, затормозив на горбинке. Тавикус растерянно собрал глаза в кучу, подслеповато уставившись на непонятный ползающий объект у себя на переносице. Эта картина сперва буквально вогнала Тойрана в ступор, заставив покраснеть словно переспелый помидор, а через миг ухватиться за живот и затрястись в безудержном смехе. Тут уж я тоже не выдержал, присоединившись к судорожным всхлипываниям гнома, который в порыве хохота хлопал рукой по столешнице. Даже лежавший на полу Сагер и тот издавал какие-то судорожные всхлипы.
