– Коля у нас знаменитостью, между прочим, был, – сделал заявление дядя Саша. – Токарь, слесарь, жестянщик. В «Сельхозтехнике» на нём весь парк комбайнов, зилов и газонов держался. Уазики там. Но это ладно. Он еще у нас местным Гаринчей был. В команде «Волга» во втором дивизионе лучший бомбардир три года. Ты, поди, про такую команду-то и не слышал?
Я честно сознался, что нет.
– Ну, вот, а он каждый год по 28 мячей заколачивал.
– Один раз двадцать пять, – уточнил Николай и шмыгнул носом.
– А потом что же?
– Известно, что, – дядя Саша посмотрел на Николая в зеркало. – Начальство сказало: ша, бля. Хорош тряхомудием заниматься. Техники негодной больно много в тот год скопилось. А он – футбол.
– Пришлось запить, да?
– Почему сразу запить, – немного обиженно произнес он.
– Просто ушёл из футбола и все. Надо чем-то одним заниматься хорошо.
Он помолчал, потом докончил тару, сказал:
– Ты не думай. Я ж не пропойца какой. Просто бывает так, душа поеёт, надо, понимаешь.
Я его, кажется, понимал.
Село Сосновское, где проживают Николай и дядя Саша – обыкновенный, можно сказать, населенный пункт советского типа. Серые пятиэтажки, облезлые коты с сонными мордами, подозрительные личности на скамейках. Дядя Саша проживает в одной из таких пятиэтажек на окраине. Зато прямо у его подъезда стоит крепкий сарай, похожий на зимовье сибирских охотников. Внутри, как в галерее. Старые портреты вождей – Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева. Обнаженные красавицы, выдранные из разворотов журнала «Плейбой». Хлев разграничен для разной живности перегородками. Посередке выводок со свиноматкой, напротив – боров, лежащий на громадном пузе, который сопит так, что разлетаются в сторону с пола опилки. Над каждым животным табличка с именем, прочая информация. Прямо-таки немецкая какая-то дотошность. «Сара», – значится над небольшой свиньей. «Оплодотворял 25 января без возбудителя».
На верхней балке под низким совсем потолком маркером записан чей-то телефон с множеством нулей в конце.
– Это Саня президенту звонил, – пояснил Николай. – Хотел вопрос задать, че-то там про сельское хозяйство.
– Задал?
– Како там. Не пробьешься, – вздохнул Николай, как будто и сам по какой-то причине тревожил президента. – Сашка он, молодец. Хозяйство, гляди, какое держит. Дочерям обеим помогат.
– Ромка, сука, ты на хера трех депутатов съел? – донёсся до нас откуда-то голос. – И бабе еще голой низ отхватил.
Мы заглянули в дверь, там, в надышанном маленьком пространстве и косых лучах света из оконца стоял дядя Саша и белый с пятнами теленок. Он вдруг взметнул хвост, подкинул зад и стал носиться, взбрыкивая.
– Василич, – сказал Николай серьезно, – вон гляди, он твоих депутатов уже того, высрал.
Дядя Саша пнул лепешку в угол, обтер о солому башмак.
Затем он долго ловил гусака и гусыню, нежно, как породистых щенков, уложил их в картофельные мешки.
В проёме двери появилась жена.
Николай сразу вышел на воздух.
– Вот хочу к деду на драку отвезти.
– Тебе делать, что ли, больше нечего, – шикнула она, но всё равно было отчетливо слышно.
Дядя Саша не стал ничего возражать, он просто отнес гусей в багажник, завел двигатель, мы тронулись дальше.
Деревня Шишково вязла в сугробах. У заброшенного дома, где остов ржавого трактора занесло по самую крышу, мы свернули налево. Вышли, оставив в багажнике умолкших гусей. Ни души не было вокруг. Только у озера в тополях усердно пели синицы, как будто скоро что-то наступит, сбудется, произойдет.
