АТА - страница 9

– Вы же понимаете, что после бомбардировок планете конец?

– Ну, – протянул Гаусс, рассматривая дымящуюся сигару, – кому какое дело до этой планеты, она так далеко от нас, что никто и не заметит потери. Особенно в масштабах пяти галактик.

Джеймс ощутил, как боль, сухим, остроконечным камнем наглухо застряла в горле.

– Мне пора, – он поднялся и зашагал к выходу.

– Завтра в девять жду вас у главного входа в университет, – выкрикнул ему вслед Гаусс, – и не опаздывайте мистер Итэр, иначе последствия будут крайне для вас неприятными. И это чистая правда.

Выйдя из кабинета, Джеймс остановился. Чувство ненависти давило и жгло где-то в груди, будто чьи-то сильные руки месили его внутренние органы как тесто. «Сколько же ведер дерьма за свою жизнь нужно выпить, чтобы оно наконец добралось до горла и начало перекрывать кислород?». Прокрутив эту мысль несколько раз и уловив на языке появившийся неприятный привкус, Джеймс побежал к выходу. Только оказавшись снаружи и глубоко вдохнув спертый воздух, переработанный измученными за день очистительными фильтрами, ощущение безысходности понемногу начало отступать.

Дорогу к матери, Джеймс преодолевал автоматически. Мелькание потолочных ламп в бесконечных тоннелях платформ, двигало его вперед. Оно задавало нужный ритм отупения и гипноза, при котором все чувства, включая чувство справедливости исчезало напрочь. Только когда он переступил порог неродного дома, в котором жил самый родной для него человек, Джеймс смог прийти в себя.

– Привет, мам, я дома, – вырвалось у него.

– Здравствуй, сынок, – мать вышла навстречу. На руках и щеке остатки муки, на поясе повязан чистый, но изрядно потрепанный передник, прохудившийся в нескольких местах до дыр.

– Что готовишь?

– Твой любимый пирог, – она аккуратно стряхнула с тела остатки серой, как бетонная пыль муки на стол, а затем тщательно собрав их в ладонь высыпала в пакет.

– Да, запах отменный, – Джеймс глубоко вдохнул, – у всего человечества жизнь поменялась, но только не у тебя, – он присел на старый, скрипучий стул и улыбнулся.

– Ты о чем?

Джеймс сжал в руках чашку с ароматным чаем. Только его мать могла так заваривать чай, добавляя к травам щепотку перца. Джеймс втянул пряный запах и сделал громкий глоток.

– А, это, твой отец тоже его любил, а ты во всем хотел быть на него похожим, с самого детства, – легкая улыбка, подчеркнула грусть в материнских глазах.

– Откуда перец?

– Так на нашем рынке купила, еще в прошлом месяце, когда завоз был.

– Мам, не бери там ничего. Вся провизия, которую шаттлы на третью закидывают, это остатки, пыль из того, что доставляют на четвертую и выше. Я же тебе говорил, все что нужно привезу.

– Да, да, хотела сюрприз тебе сделать, – ее глаза тут же стали влажными.

Элма Итэр была из тех женщин, которых не старил возраст, но жизнь на платформе и болезнь ярко отразилась на ее статной внешности. Прежний лоск давно спал, на его место пришли морщины и дряблая кожа, не свойственная ее годам. Руки зрелой женщины превратились в крючковатые старушечьи. Частый кашель и выматывающая отдышка сопровождали ее последние семь лет. А любая физическая нагрузка превращалась в каторгу.

Джеймсу стало стыдно, он увидел, как смутилась мать и как она старалась сделать ему приятное:

– Спасибо, мам, извини, после переезда как-то не по себе.

– Не переживай, у меня все замечательно, продуктов и конденсата, которые привозишь, хватает с запасом, – она всплеснула руками для пущего эффекта и грустно улыбнулась, – одной только тоскливо.