– Я тоже посижу у себя, – встал Васюченко, имея в виду биолабораторию. – Подожду свой спутник и пообщаюсь с базой.
Пименов махнул рукой.
– Зайди через часок.
Над Антарктидой постоянно висели спутники, в том числе и военные, не считая пролётных, поэтому связь с «большой землёй», под которой подразумевались Москва, Антарктический институт в Санкт-Петербурге и Академия наук, поддерживалась постоянно, однако у полярников был и «свой» спутник, сканирующий поверхность континента подо льдом, и он зачастую выдавал весьма интересную информацию о состоянии озёр Антарктиды, давая пищу для размышлений всем специалистам, в том числе – биологам.
Два часа пролетели в обычной неторопливой суете рабочего дня, длящегося практически сутки, так как график у каждого полярника был свой, индивидуально рассчитанный, и вместе они собирались только на завтрак, обед, ужин да на посиделки в кают-компании, если находилась общая тема для разговора или новый фильм, скачанный из Интернета. На станции в данный момент проживало шестьдесят шесть человек. Из них только шестеро не принимали участия в научных изысканиях, обслуживая шахту и субмарину, остальные изучали гидрометеорологический фон вокруг станции, замеряли толщину выпавшего снега на снегомерном полигоне и содержание озона в атмосфере, искали метеориты, монтировали и обслуживали системы жизнеобеспечения, компьютерные системы, исследовали поведение живых организмов в условиях низких температур и низкого давления[2], ставили эксперименты с фотоэлементной базой, проводили опыты с новыми видами полупроводников и лазерной техникой, и так далее, и тому подобное. Бездельников среди полярников не было, все работали на совесть, хотя многие из них в свободное время любили побаловаться пивком, что не возбранялось, а то и напитками покрепче.
Пименов заканчивал отчёт о проделанной работе, собираясь отправить его в мониторинговый центр Арктического и Антарктического НИИ, когда позвонил Боборыкин и доложил о приближении ответственного момента – пересечения роботом выпускного клапана шлюза и его «предрождественского» омовения в озере.
– Михаил Павлович, мы готовы. Периферия проверена, шлюз в норме, температура воды в районе шахты – плюс два градуса.
– Жара, – улыбнулся Пименов. – Антенну прогнали?
– Так точно.
Имелось в виду, что связь с роботом можно было поддерживать только при наличии кабеля, но разработчики аппарата нашли другой вариант – снабдили «торпеду» акустическим передатчиком, а в озеро окунули антенну. Теперь управлять роботом мог пилот, располагавшийся в командном пункте на поверхности Антарктиды.
– Проведём КФС[3] и начнём, – сказал Пименов, вызывая пилота.
Вернулись Аксёнов и Ремзин, впустив в помещение клубы морозного воздуха, заняли рабочие места.
Васюченко, трудившийся в соседнем боксе, подсел поближе.
Пилот натянул дугу наушников, пробежал пальцами по клавиатуре, поглядывая на прозревшие экраны системы обзора: включились все телекамеры, установленные на корпусе субмарины.
Контроль функционирования всех узлов сложной машины длился пять минут.
– «Глаз», я «рука», – включил звуковую связь с компьютером робота Аксёнов. – Как меня слышишь?
– Слышу вас хорошо, «рука», – мягким баритоном отозвался «Глазастик». – Жду распоряжений.
– Стандартное погружение.
– Принял.
– Внимание, друзья! – прокашлялся Пименов; настал долгожданный момент, и его волнение почувствовали все полярники. – Выходим в озеро! При малейшем сбое или подозрении на неисправность – докладывать немедленно!
