Профессор уверенным шагом подошел к глухой чугунной калитке и позвонил. Подождал немного и позвонил еще. Когда он повторил эту манипуляцию с длительными перерывами еще несколько раз, Васька счел нужным к нему подойти и почесывая в затылке предупредить, что уважаемый гость может вовсе не дождаться хозяина. Этот мужик ваще никому не открывает – объяснил Васька.
Профессор удивленно переминаясь с ноги на ногу и опустив руку из положения «на весу», ответил, что его здесь ожидают и дверь откроют непременно.
Вам виднее – согласно кивнул Васька и вернулся на водительское место.
Однако, спустя час гость все еще топтался около калитки, а со стороны дома не раздавалось никаких звуков.
Потихоньку к особняку потянулись люди и кто-то из соседей, видя насколько профессор устал от ожидания, посоветовал ему обойти вокруг дома. Мол, если его ждут, то возможно с другой стороны? Правда, за домом пустырь и дальше овраг, а никакой калитки с той стороны забора нет, но кто этого чудаки немца разберет? Может у него и тут все ни как у людей. Чудак – он и есть чудак.
Профессор сомнительному совету обрадовался и нетерпеливо зашагал вправо от особняка, в узкий проулок с забором соседнего бревенчатого дома.
Худая фигурка гостя черным пятнышком мелькнула несколько раз между железом и досками и… никто из городских его больше никогда не видел. Посетитель в кримпленовом костюме исчез, провалился, испарился.
Люди любопытствовали и не расходились до вечера. Однако голод разгоняет и не такие интересные сборища и народ потянулся на ужин, к аппетитному запаху своих кухонь.
Сначала, отбыл, испортив воздух Васька, использующий, обормот, резиновую прокладку и заливающий в бак своего «Жигуля» низкооктановый бензин, который на единственной в городе бензоколонки пайщика мэра и так таял октаном примерно до восьмидесятого.
В разные стороны сквозь не успевшее еще выветриться облачко вонючего смога потянулись к плитам гонимые долгом хозяйки. Последними, давя окурки кирзухой, разошлись мужики – природные несплетники.
На следующий день город гудел слухами, которые уплотнив людские ряды, в итоге выплеснули Ваську «запорожца» в дверь кабинета Ефимова. Народ подталкивала мужика локтями и требовал – давай, рассказывай. Тут вона, власть заседает, пущай разберет, куда этот немчура, профессора подевал. А ты Ефимов пораскинь мозгами чуток, будя тебе с одними алкашами воевать.
Ефимов к народу завсегда человек уважительный. Он, внимательно выслушав Ваську и задав несколько вопросов, распорядился напечатать в газете объявление – просьбу объявиться людей, которые видели профессора позже девяти часов вечера вчерашнего дня и особо просил прийти тех, которые могли присягнуть, что видели профессора, входящем в сад Крафта.
Людская молва пошебуршала еще немного и предъявила деда Сергея – грозу местных мальчишек, старательно входившего в антагонизм со всеми последними поколениями городской детворы.
Дед Серега в центре внимания не растерялся, он поправил военный френч, стряхнул с галифе крошки табака самосада и солидно сообщил по сути дела, что где-то, примерно, в районе программы время или около того видел худого антеллигента, перелезающего железный Крафтовый забор, используя ветки вплотную росшей к забору липы. Дед Серега, довольно часто уличающий хулиганов в подобном проникновение на чужую территорию, правда не взрослых, а подростков, хотел и в этот раз громко возмутиться, но разглядев солидный возраст татя и учитывая, что человек прется в чужой сад еще при свете дня, ограничился коротким – эй, милок, гляди портки не разорви!
