В такое позднее время в здании на Лубянке все еще работали люди. Слышались голоса, кто-то разговаривал по телефону, кому-то устраивали разнос…
Шелестов шел впереди, стараясь не отставать от Платова и надеясь, что тот начнет ему уже сейчас излагать суть предстоящей операции. Группа была одета в добротную офицерскую форму без знаков различия. Платов посадил всю четверку в приемной Берии и ушел в кабинет к всемогущему наркому.
– Что-то молчаливый сегодня Платов, – прокомментировал Сосновский, откинувшись на мягком стуле и покачивая носком сапога. – Обычно он каждую минуту с пользой для дела…
– Не готов, вот и не хочет лишнего говорить, – пожал плечами Буторин и задумчиво провел рукой по седому ежику коротких волос. – Видать, долгая подготовка впереди, а значит, еще успеют проинструктировать.
– Или инструктировать рано, – хмыкнул Коган. – Сами ничего не знают.
Шелестов, расхаживавший до этого в приемной, остановился и посмотрел на членов своей группы. Возразить было нечего, потому что он и сам был удивлен немногословностью их куратора – Павла Анатольевича Платова, комиссара госбезопасности 3-го ранга.
За эти двадцать минут, что он провел в здании на Лубянке, Максим не раз пытался посмотреть Платову в глаза, пытался понять, что ждет их группу, какого рода предстоит задание. Но Павел Анатольевич бросал одну телефонную трубку и тут же брался за трубку другого телефона. Они сегодня как с цепи сорвались в его кабинете. Глубоко посаженные внимательные глаза комиссара госбезопасности были сегодня сумрачными. Задавать вопросы раньше времени было не принято, и Шелестов молча ждал, когда его введут в курс дела. А теперь стало понятно, что первое слово произнесет Берия. Значит, вот на каком уровне задание, значит, нарком сам хочет посмотреть на своих бойцов, на свою «гвардию». Хороша гвардия: ни погон, ни наград. Хотя не то время, чтобы кичиться званиями и заслугами. Война идет страшная, кровавая. На кон поставлено все! Абсолютно все. И это надо понимать. Быть или не быть не только стране, но и всему народу. Вот ведь как раскрутилось колесо истории, маховик смерти!
Дверь открылась, на пороге появился Платов. В свете люстры тускло блеснули его генеральские погоны и прищуренные внимательные глаза.
– Идите за мной, – приказал он.
Берия сидел за рабочим столом и, положив подбородок на сжатые кулаки, смотрел на четырех людей, которых привел в его кабинет Платов. Странно смотрел всесильный нарком. Не то устало, не то спокойно, потому что решение уже принято и решать больше нечего. Оставалось только поставить задачу, отдать последний приказ.
Шелестов чуть поежился. Всегда неприятно, когда решают за тебя, а рисковать своей шкурой предстоит тебе. И неизвестно, вернешься ли ты живым. В этом кабинете простых заданий не дают.
– Ну что, головорезы? – произнес негромко Лаврентий Павлович. И как всегда было не понять: укор это, насмешка или одобрение. – До сих пор вы задания выполняли. Не скажу, что идеально, не скажу, что работали чисто, но поставленной цели добивались. В целом я вами доволен. Раз доверяю вам новое задание, да еще такое, можете не сомневаться, что доверяю. Я думал поручить это дело другим, но вот товарищ Платов рекомендовал именно вашу группу. Видимо, он в вас тоже уверен и готов разделить с вами бремя ответственности.
Шелестов бросил короткий взгляд на комиссара госбезопасности, но у того ни один мускул на лице не дрогнул. Наверное, можно привыкнуть и к таким словам в свой адрес. А может быть, просто для этого человека важнее всего его работа, важнее всего дело, а не слова и такие вот театральные эффекты. Хотя кому что. Берия перед товарищем Сталиным в ответе за многие дела. За наши вот, например. Ему актерские таланты нужны не меньше, чем нам для нашей работы.
