Attention! Рефаги - страница 3

Еще раз, есть в этой страсти и элемент подражания взлету и сильному обогащению власти. Наш народ – это большой ребенок. Повторяет все, что делает авторитет. Однако среди подобных детей попадаются те, кто с радостью молится на свою собственность сегодня, более того, гордится ею. Бедняжка, он, наверное, сильно страдал при совке.

Совок сделал и воспитал индивидуалистов? Да, конечно, не из Америки приехали все реформаторы. Среди лидеров партийной номенклатуры созрели люди, или элита, которые могли думать: «А почему это не мое? Почему то, чем я не распоряжаюсь, не есть мое. не принадлежит мне?» Правда крутая мечта?

Точно так же любой человек из Средневековья сожалел иногда: «Вот я поднялся, вот Аллах дал мне все, много сыновей, тучные стада, белую юрту, а земля, где пасется мой несметный скот, – не моя…» Печалька. Землю ни один хан, ни один старейшина и родовой вождь не мог приватизировать. Земля, кочевья даны небом. Весь народ может сказать это. И любой султан, бан, бий перед народом мошка в этот момент. Родовой стереотип социализма – самый сильный стереотип. Ему 5000 лет!

Неофиты. Выучившись в городе на специалистов, они ненавидят советское прошлое в Париже.

Почему же его нет, в смысле наднационального СМИ? Вопрос совершенно не провисает. Ибо очевидно, что его нет на месте грубого, почти первобытного, даже животного порой материализма. Никого ничего не интересует, кроме себя. И это притом что в архетипе разных проживающих народов культура коллектива. Рыночный вирус сделал родню, земляков, знакомых просто подельниками в мелких играх. Они помогают каждому лишь урвать, приклеиться, обогатиться за счет других. Приклеиться-пристроиться к бюджету, попасть во власть, в обойму главных семей и жить за счет других. Надо ли спрашивать что-либо с «мы-журналистов», которые в этих семейных и клановых разборках не художники совсем, а контакты. Овеществленные и бездушные, оскопленные и придавленные. Если рассматривать, что в метрополии начали сами деградировать до грубого материализма, то есть до воровства вагонами, до создавались всего лишь разные составы поездов. И какая разница, на каких языках разговаривают его пассажиры, от вагоновожатых до проводников? Но разница все же есть. И эта материальная гонка разделяет именно вагоны одного состава. Людей одной коллективной культуры. Но вирус рынка сделал всех просто зверями, волками-одиночками. Все бегают и рыщут, как бы кого-то задавить, разорвать, проглотить. Остались только буквально зверские разборки коллективные. И где-то они уже начались. И языки возрождения местных этносов по всему СНГ стали языками кровавой войны. Языки-то были лишь способом и поводом приватизации. Теперь эти языки постприватизации стали языками племенной черной страсти. Массы также хотели приватизации. Они хотят до сих пор того же самого – прихватить, урвать, затаиться. И ничего, заметьте, наднационального. Ни газеты, ни элиты. Только бизнес.

В этих условиях надвигающегося шабаша всех против всех надо как бы поискать пути выхода. А есть ли он, существует ли вообще. Или ремидам (будущим государственникам) надо побывать в шкуре Николя Шовена, всем буквально и поголовно? Были воины мировые в центре, теперь же происходит и массовая урбанизация культурной периферии. Ревкон уверяет, что те, кто увидел золотые унитазы последними, съездил за границу уже в первом поколении и увидел все блага цивилизованного мира, являются самыми радикалами – сторонниками этой цивилизации. Все неофиты зефа такие радикалы. Они уверены, что из первобытного родоплеменного мира можно сразу попасть в постиндустриальный. Неофиты попали же сразу в Париж и Лондон. Значит, и у себя можно построить Париж и Лондон! И Сингапур. Сразу.