Что-то пробежало по его лицу, и он на миг прикрыл ладонью глаза.
– Но сейчас я не готов рассказать тебе больше, – глухо сказал он. – Не могу.
Я пристально посмотрела на него. На величайшего из лордов, который был вынужден обречь своего лучшего друга на смерть. На бессмертного сидда, черпающего энергию из колодцев без меры уже три сотни лет.
– А я могу, – с силой произнесла я. – Твоё бессмертие утягивает энергию из колодцев! Всё началось с Элеодора, но продолжается из-за тебя! Не из-за вас ли наш дар слабеет, а мы больше не можем становиться драконами?
– Не думаю. Мы берём не так уж и много, Фаэль. Хотя это было бы красиво, правда, будь виноваты мы? Само мироздание, восстающее против нарушения порядка вещей… – Отец вздохнул. – Увы, даже если бы это было и так, я не в силах это изменить.
– В силах, – прошептала я. – Ты можешь отказаться от бессмертия.
– Умереть? Просто умереть? – Он усмехнулся. – Хорошо же ты меня знаешь.
– Твоя мечта – или весь мир, – глухо сказала я. – Конечно же, ты выбираешь себя.
– Я мечтал об этом три века, гриссёнок. О свободе… о полёте…
Лицо отца приняло далёкое задумчивое выражение.
– Цепи, – глухо сказал он. – Цепи, приковывающие меня к колодцам. Порой мне кажется, что они держат меня и душат. Я не могу так дальше, гриссёнок. Не могу. Мне снятся крылья, и я знаю, что, едва взлечу, я буду свободен. Я чувствую это. Мне просто нужно… больше силы. Больше энергии.
– И тебе плевать, что тогда будет со всем миром?
– Да, – просто сказал он. – Даже править империей я хочу куда меньше. Впрочем, раз уж теперь я на виду, пусть это будет трон императора. Я так и не удосужился посидеть на нём, в конце концов.
– Не может быть, что ты тот же самый человек, который так любил меня, когда я была маленькой, – тихо сказала я. – Который написал мне любящее и светлое письмо после турнира.
– Ты не веришь мне, потому что я отобрал твою игрушку, – с иронией произнёс отец. – Ты бросилась под пули, защищая Рэя. Потеряла зрение, защищая его. Конечно, ты обвиняешь меня. Но если бы я проделал все эти вещи с юношей, которого ты бы знать не знала, сейчас мы бы вели с тобой совсем другой разговор.
Я промолчала. Отчасти он был прав. Мне не хотелось об этом думать, но… Неужели мне бы и впрямь было всё равно, если бы речь шла не о Рэе?
– Что ты почувствовал, когда выстрелил в Рэя, а попал в меня? – спросила я.
– Ужас, – отрывисто сказал отец. – Боль. Желание вернуться во времени и всё изменить. Придушить мальчишку, который оказался таким трусом, что спрятался за любящей его девушкой.
– Рэй не прятался! Я сама кинулась под пули!
– Он допустил это. Это ещё хуже.
Я устало улыбнулась:
– С тобой ещё в детстве трудно было спорить: ты всегда оказывался прав. Но вы оба манипуляторы, отец. И ты, и Рэй. Тебе стоило бы гордиться, что у тебя такой искусный ученик, а не приходить в ярость из-за того, что это чуть не стоило мне жизни.
Отец покачал головой. В его глазах мелькнула грусть, и теперь он выглядел совершенно так же, как тот отец, которого я знала в детстве.
– Я думаю не о нём, а о тебе. Ты не представляешь, что чувствуют бессмертные, когда находят семью после долгого одиночества. Гриссёнок, нет ничего, чего я не отдал бы ради тебя, кроме своей собственной жизни.
– Но к другим ты относишься совершенно иначе, – прошептала я. – Ты убил мастера Алистера, который пожертвовал для тебя всем…
