Авантюры Прантиша Вырвича, школяра и шпика - страница 22



Послышался выстрел… Но пан Ватман, которого, похоже, очень забавлял испуг пассажиров, целился не в них, а в замок на решетке. Пуля перебила дужку, решетка, наконец, с недовольным скрипом отворилась. Но узники как-то не спешили выходить, очень уж неопределенным выглядело их положение. Ватман улыбнулся с веселой злостью.

– Ну что, цыплятки, по-прежнему хочется к Радзивиллам на бульон? Я бы посоветовал не спешить на кухню. А ты, хлопец, поблагодари одну милую непослушную панну… Она попросила передать тебе – выполняй порученное. И осторожнее – в следующий раз, возможно, я сам тебя придушу, коли под руку попадешься и не на ту сторону встанешь.

Сунул пистолет за пояс и выпрыгнул из кареты. Лёдник и Прантиш настороженно высунулись за ним. Вокруг были следы настоящей баталии. Два жолнера – то ли мертвые, то ли без сознания – лежали в кустах спинами вверх, в карете остался запряженным один конь, который уже и не пробовал сдвинуть ее с места. Ни двух других солдат, в том числе и раненного в глаз, ни пана Юдицкого не было. Ватман подхватил концом сабли с земли что-то бело-серое, косматое, похожее на дохлую курицу.

– Ну, судья все-таки потерял свой парик!

Ватман брезгливо сбросил судейское украшение на куст можжевельника, парик нацепился как раз на вершину, от чего куст сразу стал похож на привидение с темным зеленым лицом.

– Прощайте, волшебнички!

Прантиш ошеломленно смотрел вслед Ватману, который скакал на белом дрыганте прочь, в ту сторону, откуда они приехали… Около поворота дороги к Ватману присоединился еще один всадник. И школяр знал, кто тот второй, изящненький и невысокий, который даже рукой ему помахал… Не забыла, не бросила своего посланца! От горячего чувства у Прантиша даже слезы на голубые глаза навернулись – хоть тучку издали расцеловать, хоть ближайшую елочку обнять от полноты душевной… Но грубый Лёдник, далекий от тонкостей куртуазных, дернул парня за рукав:

– Пан, конечно, может мечтать здесь до утра, но радзивилловские наемники вернутся в любой миг. А мы, между прочим, беглые арестанты…

Прантиш пришел в себя. И действительно, не до объятий с елочками, нужно удирать, если хочешь в будущем живую девчину к сердцу прижать. Но Лёдник, вместо того, чтобы выполнять свои же слова, подошел к одному из бедолаг, что лежали в кустах, встал на колени, перевернул его, пощупал шею…

– Живой… Ничего… Полчаса полежит, очухается.

Подошел ко второму, тоже осмотрел, даже веко приподнял:

– И этот выживет, хоть сотрясение мозга получил.

Он что, лечить свою смерть возможную собирался?

Рука Прантиша между тем сама схватила саблю-августовку, которая лежала возле руки жолнера. Наконец-то он снова держит оружие! Махнул на пробу раз, другой… Ух, теперь берегитесь все Юдицкие на свете!

– Ваше фехтовальное умение, кроме ежиков, здесь некому оценить, – язвительный голос Лёдника вернул Прантиша из рыцарских победных мечтаний на мокрую лесную дорогу. – Двинули, пока солдат не наехало!

Но и Лёдник не побрезговал разжиться оружием, расстегнул свой черный балахон и засунул за пояс пистолет и саблю, конфискованные у побежденных. Да еще промолвил поучительно, заметив подозрительный взгляд господина:

– Как учил итальянец Маккиавелли, глупое дело надеяться на то, что вооруженный человек подчинится невооруженному, а ferrum ferro acuitur – железо точится железом.

На голове Лёдника красовалась тоже не его черная шляпа, и теперь алхимик со своим хищным носом, темными патлами и свежим шрамом на лбу точь-в-точь был похож на рыцаря с большой дороги, а не на ученого мужа.