Дочь невозмутимо шагала рядом, сунув руки в карманы куртки. Николаев понимал, что надо как-то реагировать на услышанное сегодня в классе, ругаться, воспитывать, но боялся порвать ниточку, связавшую его с дочерью. Они вышли из класса как два заговорщика – все должно было остаться тайной для матери.
– А что, историчка действительно дура? – на всякий случай спросил он.
– Да нет, – пожала плечами Валерка. – Просто реликт брежневской эпохи.
– Вот как… – растерялся Николаев. – Все равно, зачем обзываться?… – А этот, длинный, – неглупый парень, – осторожно сказал он через несколько шагов.
– Кирилл-то? – Валерка сунула в рот жвачку. – Ничего… Говорит только много.
– А у тебя… это… – смутился Николаев, – мальчик в классе есть?
– А?… Пухлый. Ну сидел рядом.
– И что же у вас… любовь? – неловко улыбнулся Николаев.
– Чего-о? – Валерка остановилась, хлопнула себя по коленям и дико заржала на всю улицу. – Ну, придумал словечко!.. Так, тусуемся вместе…
Дома Валерка не ушла, как обычно, в свою комнату, задержалась на кухне, и на Николаева напал вдруг приступ красноречия. Он вспоминал смешные случаи из службы, нещадно привирая и придумывая на ходу, чтобы было смешнее.
– Стою, значит, на Часовой – там движение одностороннее. И вдруг прямо глазам не поверил: «шестерка» пилит в обратную сторону, навстречу движению. Машины от нее шарахаются кто куда. Ну я ее останавливаю – сидит размалеванная такая дамочка. Я говорю: «Здесь движение одностороннее». «А? Спасибо», – врубает заднюю скорость и так же спокойно назад попилила…
Дед посмеивался, Валерка улыбалась, привалившись спиной к подоконнику.
Мать, не снимая плаща, зашла на кухню, постояла, глядя на них.
– Чего ты? – возбужденно обернулся Николаев. – Садись.
– Сейчас, – кивнула мать, подошла к Валерке, негромко спросила: – Где была три дня?
Николаев досадливо дернулся, выразительно глянул на нее: был ведь уговор не вспоминать.
– Тусовались с ребятами, – ответила Валерка. – А что?
– Интересно было?
– Нормально.
– Угу, – снова кивнула мать. Размахнулась и изо всех сил ударила ее по щеке. – Дрянь! Дрянь! Дешевка! Шлюха подзаборная! – срываясь на визг, закричала она, обеими руками лупцуя Валерку по щекам. – Убить тебя мало!
Что поразило Николаева – Валерка стояла неподвижно, даже не закрывалась, только жмурилась от ударов.
– Ты что? Мать! Сдурела! – Николаев вскочил, схватил ее за руки, оттащил от дочери.
– Ты что думаешь? Где она… – рвалась мать к Валерке. – Стоит, паинька, улыбается! Думаешь, где она? Она с женатым мужиком в постели кувыркается!
Николаев взглянул на неподвижную Валерку, растерянно спросил:
– Это что… правда?
Валерка подняла ладонь, потрогала горящую щеку и спокойно ответила:
– Правда.
– А ну, пойдем! – мать схватила ее и поволокла к двери. – К прокурору пойдем! Я ему устрою, кобелю!
– Не пойду!
– Пойдешь! Пойдешь как миленькая! – мать ударила ее еще раз, потащила за собой чуть не волоком.
– Не пойду! – Валерка вырвалась и отскочила.
– Я сама пойду! К нему пойду! К жене!
– Стой! Мама! – Валерка вцепилась в мать. – Мам, пожалуйста, не ходи! Не надо, мам! Ну, хочешь, меня бей!
Мать оттолкнула ее, сгоряча замешкалась с замком.
– Мама! – отчаянно крикнула Валерка. – Если пойдешь, я… я жить не буду, так и знай! – она затравленно оглянулась, бросилась в ванную, вывернула бритву из отцовского станка и выбежала в коридор.
Мать уже открыла дверь.
