Августовские пушки - страница 44

«Этот психически ненормальный режим, – как называл его граф Витте, самый ревностный его защитник, занимавший пост премьера в период 1903–1906 годов, – есть переплетение трусости, слепоты, лукавства и глупости». Во главе его стоял монарх, руководствовавшийся одной-единственной идеей государственного правления – сохранение в неприкосновенности абсолютной монархии, завещанной ему отцом. Не обладавший для решения этой задачи ни умственными способностями, ни энергией и не подготовленный к ней, он находил утешение в личных фаворитах, предавался капризам и чудачествам – обычным развлечениям пустоголового самодержца. Отец его, Александр III, который из определенных соображений не хотел посвящать сына в премудрости правления страной до достижения тем тридцати лет, к несчастью, допустил просчет в расчете продолжительности своей жизни и умер, когда наследнику было двадцать шесть лет. За прошедшие годы царь Николай II, теперь достигший 46-летнего возраста, так ничему и не научился, а то впечатление спокойствия, которое он производил, в действительности было апатией – безразличием ума, ничем не выдающегося и столь неглубокого, что его можно было сравнить с ровной плоскостью. Когда ему принесли телеграмму с сообщением о разгроме русского флота под Цусимой, царь, прочитав ее, положил в карман и отправился продолжать партию в теннис. Премьер Коковцев, возвратившись из Берлина в ноябре 1913 года, лично представил царю доклад о приготовлениях Германии к войне. Николай II слушал, смотря на него, как обычно, внимательно и не мигая – «прямо мне в глаза». После длительной паузы, наступившей после окончания доклада, он, «как будто пробудившись от сна», мрачно сказал: «Да будет на то воля Божья». На самом же деле, как решил Коковцев, царю было просто скучно.

Основание режима покоилось на муравьиной куче тайной полиции, проникшей в каждое министерство, управление и провинциальный департамент в такой степени, что даже сам граф Витте, опасаясь за свои записки и заметки, которые он в дальнейшем хотел использовать для написания мемуаров, был вынужден каждый год помещать их в банковский сейф во Франции. Когда другой премьер, Столыпин, был убит в 1911 году, то преступники, как выяснилось, являлись агентами тайной полиции, провокаторами, пытавшимися дискредитировать революционеров.

Промежуточное положение между царем и тайной полицией занимали чиновники — главная опора режима. Это был класс бюрократов и официальных должностных лиц, происходивших из дворянства и выполнявших основную работу по управлению государством. Никакому конституционному органу они не подчинялись, и лишь царь мог отправить их в отставку, что он и делал, будучи всецело под влиянием дворцовых интриг и своей жены, отличавшейся крайней подозрительностью. В подобных условиях способные люди недолго задерживались на важных постах. Частые уходы в отставку «по причине слабого здоровья» породили в чиновной среде поговорку: «В наши дни у всех плохое здоровье».

Постоянно кипевшая недовольством Россия при правлении Николая II страдала от стихийных бедствий, массовых убийств, военных поражений и мятежей. Кульминационным пунктом всего этого стала революция 1905 года. Когда в то время граф Витте посоветовал царю либо даровать конституцию, которой требовал народ, либо восстановить порядок с помощью военной диктатуры, Николай II скрепя сердце вынужден был согласиться с первым предложением, потому что двоюродный дядя царя, великий князь Николай Николаевич, командовавший Петербургским военным округом, отказался взять на себя ответственность за выполнение второго. Этого бездействия великому князю Николаю Николаевичу не простили ни ярые монархисты, ни симпатизировавшие Германии прибалтийские бароны немецкого происхождения, ни черносотенцы – «эти правые анархисты», – ни другие реакционные группы, составлявшие оплот самодержавия. Они, как и многие немцы, в том числе и сам кайзер, считали, что общие интересы двух самодержцев, в прошлом входивших в Drei-Kaiser Bund, Союз трех императоров, делают Германию более подходящим союзником России, чем демократические страны Запада. Реакционеры в России, считая своими главными врагами русских либералов, предпочитали кайзера Думе, так же как спустя много лет французские правые предпочли Гитлера Леону Блюму. Лишь возросшая за минувшие двадцать лет угроза со стороны самой Германии побудила царскую Россию отказаться от естественного намерения объединиться с этой страной и вступить в союз с республиканской Францией. В довершение всего германская угроза сблизила Россию и Англию, которая в течение столетия не допускала русских к Константинополю и о которой дядя царя, великий князь Владимир Александрович, в 1899 году сказал: «Надеюсь дожить до того дня, когда раздастся предсмертный хрип Англии. Каждодневно возношу Господу свои горячие мольбы об этом!»