На следующее утро он давал те же заверения Давиньону, министру иностранных дел, которого разбудили в 6 утра, чтобы сообщить о вторжении германских войск в Люксембург. Тот потребовал объяснений у германского посланника. Вернувшись в посольство, Белов успокоил встревоженных журналистов таким неоднократно цитируемым впоследствии афоризмом: «Может гореть крыша вашего соседа, но ваш дом будет в безопасности».
Многие в Бельгии, причем не только в официальных кругах, склонны были верить его словам, либо в силу своих прогерманских настроений, либо теша себя иллюзорными надеждами, либо просто уверовав в добрую волю стран-гарантов бельгийского нейтралитета. Эта страна, независимость которой обещали уважать, прожила без войн семьдесят пять лет – самый длительный период мира в ее истории. Через территорию Бельгии военные пути пролегали еще со времен войн Цезаря с белгами. Здесь велась долгая и ожесточенная борьба между герцогом Бургундии Карлом Смелым и королем Франции Людовиком XI. Через территорию Бельгии испанцы совершали опустошительные набеги на Голландию. Здесь произошла «страшно кровавая битва» между войсками Мальборо и французами при Мальплаке, здесь Наполеон встретился с Веллингтоном при Ватерлоо, здесь народ восставал против всех своих правителей – бургундских, французских, испанских, габсбургских, голландских, – вплоть до свержения власти Оранского дома в 1830 году. Затем, при ставшем королем Леопольде Саксен-Кобургском, дяде королевы Виктории по материнской линии, бельгийцы утвердились как нация и достигли процветания; позже они растрачивали свою энергию в братоубийственных схватках между фламандцами и валлонами, католиками и протестантами, а также в спорах о социализме или о фламандско-французском билингвизме. И они страстно надеялись, что соседи не нарушат их беспокойного счастья.
Король, премьер-министр и начальник генерального штаба уже не разделяли общей уверенности, но они не могли, как в силу обязанностей, вытекающих из требований нейтралитета, так и собственной веры в нейтралитет, начать разработку планов для отражения нападения. До последней минуты они не решались поверить, что одна из стран-гарантов развяжет агрессию. Узнав, что 31 июля Германия объявила у себя Kriegsgefahr – «положение военной угрозы», они приказали начать в полночь мобилизацию бельгийской армии. Ночью и весь следующий день полицейские обходили дома и вручали повестки. Люди, поднятые с постелей или оставившие работу, собирали узелки, прощались с близкими и отправлялись к местам сбора своих полков. Бельгия, строго соблюдавшая нейтралитет, еще не решила, какой план военных действий ей избрать, поэтому мобилизация не была направлена против определенного противника. Это была мобилизация без развертывания войск. Бельгия, обязавшись, как и страны-гаранты, придерживаться нейтралитета, не могла проводить каких-либо явных военных мероприятий, если ей никто не угрожал.
К вечеру 1 августа, когда минуло уже более суток, а Германия по-прежнему отвечала молчанием на запрос Грея, король Альберт решился на последний шаг, направив кайзеру личное послание. Он составил его с помощью своей жены, королевы Елизаветы, урожденной немки, дочери баварского герцога. Она перевела его, одно предложение за другим, на немецкий язык, вместе с королем тщательно подбирая каждое слово и каждый смысловой нюанс. В послании признавалось, что по «политическим мотивам» выступать с открытым заявлением «не всегда удобно», но тем не менее «узы родства и дружбы», как надеялся король Альберт, могли бы побудить кайзера дать в частном и конфиденциальном порядке заверения в отношении уважения бельгийского нейтралитета. Упоминание о родстве – мать короля Альберта, принцесса Мария Гогенцоллерн-Зигмаринген, принадлежала к дальней католической ветви прусской королевской фамилии – оказалось напрасным, ответа кайзер так и не прислал.
