– Внимание, майор Гусько, на КП! 206й, 207й и 208й – готовность номер один.
Похоже, наш вылет уже не отобьют, и Марик зря только надеялся на окончание рабочего дня.
– Выдвигаюсь! – сказал в тангенту Савелич, взял со стола планшет и пошёл на выход.
Пока идём к самолётам, проверяем частоты каналов управления, позывные авианаводчика и поисково-спасательного экипажа.
И уже через 10 минут мы заняли места в кабинах и готовы запускаться. Ветер усиливался, и пыль стала забиваться в каждую щель. Спасал только закрытый фонарь кабины.
Техники отогнали свои тележки, на которых они подвезли к самолёту бомбы ФАБ-500ШЛ, которые мы будем сейчас применять впервые за время нахождения в Афганистане. Не особо любят эти бомбы лётчики, поскольку приходится сбрасывать их только с горизонтального полёта и с не самой большой высоты. Чем ниже, тем опаснее противодействие ПВО.
Запустились, выполнили в очередной раз проверки оборудования и начали руление. Тут-то и началось.
Посмотрев по сторонам, я не обнаружил рядом большинство самолётов на стоянке, а также скрылись от меня и вертолёты. Сплошная стена пыли, высотой в сотню метров, застилала весь обзор. Видимость была не более 500-600 метров. Первая пара Гусько и Барсов вырулила влево и через несколько секунд пропала из виду. А над головой всё же, виднелось голубое небо, пробивавшееся сквозь верхний край пылевой завесы.
– 204й, я 208й, а где полоса? – задал такой странный, но вполне логичный вопрос Марик.
– 207й, рули за мной на минимальной скорости. Сейчас появится, – ответил ему Гусько.
– Выруливаем, 206й, – дал мне команду Паша. – Не торопись, а то я не вижу впереди ничего.
Так мы медленно, иногда останавливаясь, но подрулили к полосе. Гусько дал команду взлетать по одному и от самого торца полосы, чтобы иметь больший запас для разбега.
– Окаб, 204й, на полосе видимость 600. Много пыли. К взлёту готов.
– 204й, группе взлёт разрешил.
Не видел я, как разгонялся Гусько. Даже форсаж в такой пылевой завесе не высмотрел.
Очередь дошла и для Менделя, который начал включать форсаж чуть ли не на самой рулёжке. Взлетать нужно быстрее, чтобы не растягиваться по всему Афганистану и не собираться потом где-то над горами.
Я вырулил на полосу, проконтролировал все параметры, обороты вывел на максимал и… включение форсажа.
Резкий толчок и вот я уже несусь по полосе готовясь, поднять нос. В эфире что-то невнятное говорит руководитель полётами, но его слова постоянно зажёвываются. Кто-то выходит с ним одновременно на связь.
– Запретил! Запретил! – прорывается крик руководителя.
– 823й, занял исполнительный, контрольное висение, взлёт, – звучит в эфире медленный и лаконичный голос.
Моментально оцениваю ситуацию, что самолёт уже не остановлю. Скорость на приборе уже 300.
И впереди, словно Летучий Голландец, силуэт Ми-8 строго на осевой линии. До него метров 500.
– 206й, катапультируйся! 823й, покинуть вертолёт!
Первая мысль была педалями изменить направление, уйти с полосы и прыгнуть. А вокруг ничего не видно, и в 500 метрах от полосы минные поля.
Значит, остаётся только перелететь стоящий на полосе вертолёт. Педалями держу самолёт по прямой, чтобы не потерять драгоценных единиц ускорения из-за изменения траектории разбега. К горлу подкатывает ком и, кажется, начинаю что-то орать не своим голосом.
Начинаю тянуть на себя ручку и резко отрываюсь от полосы. Вот они мгновения, которые кажутся бесконечностью. Приёмник воздушного давления, вынесенный впереди фюзеляжа, устремляется в небо, словно протыкая пылевую завесу.
