Avicii. Официальная биография - страница 12

Его песня наконец начала обретать форму. Чтобы лишний раз подчеркнуть, что речь о пародии, он добавил еще одну звуковую дорожку, где без перерыва повторялось: «БАС! БАС! БАС! БАС! БАС!»

Может, вышло и не так хорошо, как хотелось бы, зато весело и точно бы действовало на нервы.

Филип Окессон пробрался через погрузочно-разгрузочную площадку, ориентируясь на пульсирующий звук, заставлявший вибрировать бетонные стены. Вместе с другом он прошел через облезлый склад в промзоне Накки[29] – и наконец оказался в дымке, образуемой дымогенератором.

Это было совсем не похоже на скучные уроки в гимназии.

По танцполу скользили зеленые лазерные лучи, сливаясь в дрожащую паутину. Повсюду были светловолосые девчонки в облегающих платьях и парни из пригорода в дорогих костюмах и сникерах с позолоченными пряжками. В зале гремела оглушительная электронная музыка.

Филип так долго мечтал это увидеть вживую, что все казалось ему знакомым.

Стиль хаус, как и его двоюродный братец техно, родился в Чикаго, но был подхвачен любопытными британцами, которые и привезли эту музыку из США в Европу. А вместе с ней и вечеринки. Филип Окессон был наслышан о легендарном лете 1988-го, когда жаждавшие танцевать англичане устраивали незаконные рейв-пати на полях прямо у шоссе близ Лондона. Он знал и о «Параде любви», который годом ранее захватил Берлин, когда люди высыпали на улицы чествовать свободу и отмечать равноправие в любви.

На этом вечеринки не закончились. Они перебрались в заброшенные промзоны и на лесные опушки каждого уголка Европы, превратив танцевальную музыку в современную народную – эдакое лоскутное одеяло из разных стилей, которые то смешивались друг с другом, то вновь расходились.

В 2007 году французский хаус состоял из отфильтрованных элементов диско, паривших над расплывчатыми басовыми переходами. В Англии на пиратском радио звучал шумный «колеблющийся» бас вязкого стиля, вошедшего в историю как дабстеп. Сильнее всех разошлись нидерландцы: там собирал стадионы Tiеsto, заполняя их трансом на основе гремящих барабанов с наложенными на них струнными аранжировками.

Швеции нечем был похвастать – во всяком случае в количественном эквиваленте. Однако изменения все же намечались, и прогрессивные люди, подобные Филипу Окессону, не могли не замечать этого. В Стокгольме зарождалось особое музыкальное направление, мощное и эйфорическое, – только так можно описать те звуки, что доносились в тот вечер из складского помещения в южном пригороде.

Филип Окессон устремился к толпе, методично двигавшейся под звуки гремящего баса. Несколькими неделями ранее он впервые попробовал экстази и почувствовал, как крошечная таблетка заставила музыку отзываться в каждой клеточке его тела. Странным образом мелодии будто сливались с ним в единое целое. Так было и в этот раз: перед тем как пойти на вечеринку, они собрались на террасе отца одного из друзей, приняли необходимую для поднятия настроения дозу, и теперь музыка мягкими волнами расплывалась по телу. Было что-то волшебное в том, как эти мелодии медленно набирали мощь.

Ничего не смыслившие в этом, вероятно, воспринимали все песни как точные копии друг друга. Для непосвященных они были на одно лицо. Но в этом-то и прелесть! Именно монотонностью музыка и завораживала, затрагивая абсолютно все органы чувств. Это был океан, где постепенно начинался шторм.