Аврал. Разное - страница 16

Татьяна – явление небывалое в высшем свете: её здесь любят! Звериным чутьём люди чувствуют её внутреннюю суть и тянутся к ней: и дамы, и старушки, и мужчины, и девицы. В чём же эта внутренняя суть? «Добродетель»? О, не надо оскорблять Татьяну этим бюрократическим словом! Нету в ней никакой добродетели, в ней есть человечность. (А Белинский обвинил Таню ещё и в тщеславии добродетелью… Эх!) И есть в Татьяне ещё нечто сверх того, что трудно определить словами, но оно воздействует на окружающих неотразимо: некая сила и некая тайна…

Верно, что Татьяна тяготится светом, для неё светская жизнь – лишь видимость жизни. Отчего же не оставить её? Наверное, всему своё время. А сейчас, можно сказать, эта жизнь – её долг, задача, работа:

Теперь это французское выражение переводится ёмким русским словом «порядочность», причём имеется в виду не показная, а глубинная, внутренняя порядочность, присущая человеку. Вот в этом и состоит нынешняя задача Татьяны: в высшем свете должен присутствовать этот «верный снимок». И посмотрите: её присутствие действительно нужно здесь. Ей каким-то образом удалось сделать так, что свет приспосабливается к ней, а не наоборот. Люди при ней стыдятся пошлости, подтягиваются, стараются быть чуточку выше самих себя. Как у неё это получилось? Ведь никому себя не противопоставляла, не произносила обличительных речей, как Чацкий… А так – «тихо, просто» оставалась сама собой. Одно слово – гений! Когда же Татьяна станет необходима где-то ещё, она оставит свет тотчас и без малейшего сожаления, тут можно не сомневаться.

А что же представлял собой Евгений к моменту новой встречи с Татьяной Лариной? Он проходит свой период безвременья. На балу он появляется в полуневменяемом состоянии. Где его носило всё это время? Где он был вчера? Как попал сюда – на этот светский раут в Петербурге? А главное – зачем? Лучше у него это не спрашивать, он не знает. Он теперь страшно уязвим: панцирь его разбился, «опричнина» разбежалась. Евгения выводит из забытья шок – явление Татьяны здесь, где её не может быть, потому что не может быть никогда; явление Татьяны – преодолевшей и превозмогшей, чего тоже «не может быть никогда»… Ну да что я буду пересказывать Пушкина. Если раньше Онегин как-то ещё держал своё чувство под контролем (хотя этот «контроль» то и дело выходил ему боком), то теперь, что называется, полетели все тормоза: безудержная страсть овладевает им, как болезнь. Он вдруг обнаружил, что, оказывается, привык считать Татьяну своей. У него и документ есть, то бишь письмо хранится, где ею собственноручно написано: «То воля Неба – я твоя!». И теперь она недосягаема для него. КАК ЭТО ТАК?!