Автобиография большевизма: между спасением и падением - страница 40



. «Нижепоименованные товарищи подали заявления о вступлении в кандидаты, – гласило извещение Томского горкома ВКП(б). – Лица знающие порочащее их в прошлом или настоящем могут подать о том заявления» (1927)[184].

Составление «отвода» было обратной стороной ручательства: если рекомендация была механизмом для обнаружения положительных сторон биографии кандидата в партию, то «отвод» был механизмом выявления отрицательных черт[185]. Отвод на студента Ленинградского института инженеров путей сообщения Лобацкого П. С. звучит как рекомендация наизнанку (1922): «Живя со студентом Лобацким в одной комнате, я невольно иногда удивляюсь его взглядам на современные события… и его отношению к студенческой среде. Взгляд Лобацкого, например, на установившуюся форму государственного сельскохозяйственного налога у него установился, как способ беспощадного побора с крестьян. Как пример он привел один из эпизодов в его волости, где у одного крестьянина, не смогшего уплатить продналог был отобран весь скот, и сам он был посажен в холодную. Его взгляд таков, что крестьянскому мужику сейчас жить несравненно хуже, чем при „кровавом“ Николае. Его взгляд таков, что коммунизм не может быть проведен в жизнь… впоследствии физиологических, моральных и психологических разновидностей людей… это несбываемая и неосуществимая идея, и сладкая иллюзия. В конце концов, власть рабочих и крестьян держится на штыках, а не на жажде свободы и воодушевлении». Отвод был подписан комсомольцем Нуженым и «удостоверен членом РКП(б) с 1919 года тов. Лукьяновым»[186].

Остановимся на некоторых отводах, произведенных в отношении студентов Ленинградского государственного университета. Кто-то не мог представить себе тов. Геца коммунистом (1923): «Гец чужд нашей партии своей идеологией буржуазно мещанского воспитания. <…> Он ведет себя как старый барин»[187]. Казалось бы, с другим студентом, Бурдановым С. В., таких проблем не было. Сын крестьянина, он работал в технической мастерской и прежде учился на слесаря. Но вот что говорилось в поступившем на него отводе: «Настоящим прошу не принимать в партию Бурданова. <…> Бурданов человек плохой. Он… тип какого-то грубо-невоспитанного кулака. Я однажды у него попросил кусок хлеба, когда у него было много. Он мне отказал и грубо обращался со мной. <…> Он не хотел ни с кем общаться и был горд и невыносим». Бюро рекомендовало Бурданова не принимать как «не выявляющегося»[188].

«Письмо с отводом», написанное 23 июля 1924 года студентом Ленинградского горного института Масленковым, разоблачало Первутину А., кандидатку в партийную ячейку ЛГУ: «К интеллигентке, да еще дочери купца, желающей вступить в нашу партию, нужно быть особенно требовательным. Тем более, в 1924 году Первутина многократно вымогала у меня, секретаря комиссии Испарта, различного рода бумажки… причем [она] использовала эти документы в личных целях»[189]. Кандидатка характеризовалась как приспособленка, чье сознание не имело ничего общего с коммунизмом. В типичной преамбуле к обвинению Масленков заявлял, что написание этого обвинения было его коммунистическим долгом.

Стороне защиты недостаточно было опровергнуть сказанное в отводе. Не менее важным было дезавуировать стоящих за ним. Так, Иван Каличев из Ленинградского комвуза, вычищенный в 1921 году, писал: «Я знаю отлично, что я исключен по мотивам тех бюрократов, с которыми я все время сталкивался за бюрократизм. <…> Они, будучи недовольны на меня… представили ложные материалы. <…> Прошу покорнейше… пересмотреть дело»