Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - страница 91
Здесь Беленький уже погрузился в чисто оппозиционный дискурс – гневное указание на эту резолюцию Политбюро, ее постоянное цитирование уже стали знаменем любого уважающего себя оппозиционера этих времен.
Одним словом, в течение 13 месяцев я вынужден был находиться в положении партийного пария, партобывателя поневоле. А разве я один в этом положении? Сколько таких, как я, жаждущих живого дела, находится в резерве «безработных». А положение членов Политбюро – тт. Зиновьева, Троцкого, Каменева – разве лучше? Не ирония ли судьбы, когда члены высшего парторгана лишены фактически права выступать на партийных и беспартийных рабочих собраниях.
Мог ли я пройти мимо фактов, когда еще до XIV съезда на Красной Пресне снимаются по неделовым соображениям десятки лучших активистов (список можно представить), когда за одну защиту кандидатуры Н. К. Крупской в члены райкома и за легкую критику «вождей» Красно-Пресненского райкома снимаются председатель и секрет.[арь] Красно-Пресненского райсовета и производится фактически разгром президиума райсовета (снятие впоследствии т. Елизарова 1902 г. и старого партийца-рабочего т. Шурыгина)? Это – чудовищное нарушение внутрипартийной демократии <…> Мог ли я пройти мимо тех репрессий и гонений, которые сыпались как из рога изобилия на головы тех, кто сигнализирует опасность, критикует те или другие взгляды отдельных представителей ЦК? Считаю ли я нормальным участие в «лесной фракции»? В , когда в партии существуют порядки, когда в партии протекает живая и интенсивная жизнь, я считал бы безусловно подобные деяния. Но сейчас наша партия переживает серьезный кризис, являющийся отражением процессов <…> происходящих в нашей экономике. Партия, несомненно, переживает кризис руководства, который предвидел Ильич и предупреждал партию в статье о задачах ЦКК и РКИ.
И это уже был переход от «процедурной» оппозиции к «содержательной». Герменевтически Беленький приходил к оппозиции по пути, противоположному большинству оппозиционной верхушки оппозиции, – по нему приходили туда простые рабочие, близостью к которым Беленький так гордился. Если Зиновьев, Каменев и Троцкий, начинали с содержательных идеологических разногласий с партийным большинством и лишь затем эти разногласия им мешал обсуждать ужесточающийся партийный режим, то Беленький, по крайней мере на словах, еще в 1923 году начинал с разногласий с партийным режимом и лишь в 1926 году, обдумывая природу этих разногласий, присоединился к критике партийных позиций по существу – «в экономике» и т. п. Конечно, Беленького наверняка интересовали и вопросы роли профсоюзов в советской системе, и вопрос о кулаке, и китайская революция (еще до войны Гоминьдана и КПК), и британский рабочий класс. Но об этом обо всем он умалчивал до поры до времени – пока не надо было объясняться с ЦКК.
Хотя Беленький нигде толком не говорил о том, что это за «серьезный кризис» и что это за «процессы в экономике», которые его беспокоят, а по-прежнему сопротивлялся лишь грубостям и нечестностям Угланова, он уже стоял с Зиновьевым, Каменевым и Троцким, у которых содержательных разногласий с ЦК было много. На вопрос «что делать» Беленький давал классический к тому времени «троцкистский» и по форме, и по существу ответ: нужно выполнить резолюцию Политбюро от 5 декабря 1923 года о «новом курсе» на внутрипартийную демократию, «только она, а не репрессивные меры в состоянии покончить с этими неизбежными ненормальными явлениями. Только она в состоянии создать прочную основу для настоящего, а не словесного единства». Ничего более сделать было нельзя, Троцкий, Каменев и Зиновьев были правы и по форме, и по существу, Беленький был не только в «лесной фракции» – в последнем фрейме он стал и формальным оппозиционером. «Прошу мое заявление разослать всем членам ЦК и ЦКК» – это заявление о присоединении к оппозиции, не больше и не меньше.