Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - страница 39
Но зачем же, спрашиваешь ты, делается это? Зачем нужно клеветать на Троцкого, «на оппозицию»? Законный вопрос! Читай же горькую истину: Сталин и его друзья, упоенные блеском власти и кажущегося могущества, вполне искренне думали, что они уже стоят одной ногой на почве социализма и вот-вот поставят и вторую ногу на ту же почву. Социализм в одной стране почти победил. <…> И вдруг <…> какой-то кулак не хочет дать хлеба, какие-то члены партии не хотят видеть кулака, не хотят с ним ссориться, какие-то правые (откуда они при монолитном единстве «ленинского» ЦК и «ленинской» партии?) требуют уступок капиталистическим элементам, срываются планы <…>. Это же скандал! Это же полное политическое банкротство! <…> Тут появляется у Сталина счастливая мысль: «Оппозиционеры своими листовками, брошюрами, выступлениями формируют недовольство, указывают, кем можно заменить Сталина и его сторонников». В тюрьму оппозиционеров, за границу Троцкого. <…> Рабочие все равно проверить наши писания не смогут и потому поверят на слово, <…> поверят, что Троцкий перешел на службу буржуазии, и тогда уж некем будет заменить нас.
«Вот мы и выкрутимся, а там авось кривая вывезет <…>». Но вывозит ли кривая, спросим тебя, товарищ, мы, оппозиционеры. Нет, не вывозит146.
Наоборот, утверждала оппозиция, репрессии все усугубляются. Об этом говорила московская листовка от 15 февраля 1929 года:
Товарищи!
Вслед за выдачей на расправу белогвардейцам вождя Октября тов. Троцкого началась зверская расправа над лучшими сынами пролетариата, большевиками-ленинцами, защитниками октябрьских завоеваний. 63 большевика-ленинца <…> обманом увезены в Тобольскую каторжную тюрьму, именуемую ныне политизолятором. Партийное руководство скрывает от рабочих это новое преступление. <…> В знак протеста против подлого режима, установленного для заключенных, ими 4‑го февраля объявлена смертная голодовка. <…>
Товарищи!
В советской тюрьме умирает 63 большевика! Сделайте этот факт достоянием всего рабочего класса! Переписывайте эту листовку! Сообщайте о ней товарищам по работе! Пишите друзьям в провинцию! Пусть все пролетарии знают о совершаемом преступлении!
Протестуйте немедленно! Скоро уже будет поздно! Идите с протестом в ЦК и ЦКК, в парткомы, ячейки и редакции газет. Идите группами и поодиночке. Выступайте на собраниях! Выбирайте делегатов! Оказывайте поддержку семьям арестованных <…>147.
Обличая отрыв руководства от партийных масс, сибирские листовки обращали внимание на то, что в то время, как условия жизни рабочих ухудшаются, партийная бюрократия наслаждается неограниченной властью. В конце 1929 года за Урал попала листовка под названием «Довольно крови». «Партия не может и не должна допустить того, чтобы сталинская группа начала господствовать над партией. Мы уже видим, к чему привела политика Сталина. В стране не хватает хлеба, растет дороговизна, ухудшается материальное положение рабочих, диктатура пролетариата под угрозой»148. 3 марта 1930 года в психбольнице в Томске была обнаружена листовка. Ее анонимный автор-оппозиционер писал:
Россия переживает тревожное время, сейчас нет ни одной крестьянской избушки, ни одной рабочей семьи, где бы не говорили о том, что мы идем к гибели. Переполнены тюрьмы, места ссылок, свирепствуют расстрелы, полный застой в промышленности <…>. Крестьянское хозяйство с каждым днем истощается. Обострение всех государств против России очевидно каждому, и растет обострение внутри России между различными слоями населения. <…> Здесь сознательная измена делу трудящихся, делу революции. Эта измена, эти преступления кроются в центре, мы ни в коем случае не можем обвинять стоящие у власти низы, которые, <…> боясь ответственности, выполняют заведомо губительные распоряжения центра. <…> То положение, которое мы переживаем, мы уже переживали в период военного коммунизма. <…> Этот путь к социализму Ленин признал гибельным. Читайте, граждане, истинную программу большевизма, основное законодательство, заветы Ленина, сравнивайте с жизнью, и вы ясно увидите преступление Центра. <…> Истинные хозяева земли русской – не личности, не Сталины, не Рыковы, а съезд советов <…>