Тепличный цветочек, с которого сорвали защитный колпак и так и оставили на сквозящем ветру – что ждёт меня завтра? Может, наконец пойму, что ничего прекраснее ненавистного пансионата в моей жизни и не было?
Слышу вдруг, как тихо щёлкает замок, и дверь в мою комнату открывается.
Обмираю, до головокружения затаив дыхание, каждой клеткой тела ощущая постороннее присутствие…
А когда наконец рискую слегка разомкнуть ресницы – вздрагиваю от неожиданности, увидев мощный мужской силуэт рядом с кроватью.
Как я умудряюсь не завизжать? От неожиданности, от страха и тяжёлого предчувствия неотвратимости. Тут бы не то, что визжать – впору впасть в истерику! Но я лишь плотнее смыкаю веки и… притворяюсь спящей.
«Бей, беги или замри» в действии. И выбор не особо-то богат, а надежда и вовсе лишь на то, что этот негодяй не настолько уж конченый, чтобы воспользоваться моей беспомощностью.
Улавливаю шевеление, но адским усилием заставляю себя дышать ровно. Слегка разлепляю ресницы… и меня обдаёт ледяной волной – мерзавец расстёгивает манжеты рубашки, затем, неторопливо, одну за другой, пуговицы на груди…
На мгновенье кажется – он знает, что я не сплю. Возникает острый порыв вскочить, но тело не слушается. И даже захоти я сейчас «бить и бежать» – уже не смогу.
Происходящее парализует волю. Я словно вижу кошмарный сон наяву, не имея сил проснуться, и всё что мне остаётся – смотреть его до конца.
А негодяй между тем вытягивает рубашку из-за пояса…
Жмурюсь. Дыхание замирает, почти останавливается – мне даже не надо больше притворяться, что оно сонное, едва слышное. Напрягаюсь всем телом, заставляя себя сбросить дурацкий анабиоз, но ничего не происходит – ни со мной, ни снаружи.
Снова размыкаю ресницы в узкую щёлку. Силуэт стоит надо мною в распахнутой на груди рубашке, руки в карманах, голова чуть на бок. Задумчиво рассматривает меня, словно лев бездыханную антилопу… решая, с какой стороны начать её жрать!
Наконец присаживается на край кровати и осторожно тянет одеяло от моего лица.
Я смыкаю веки, так плотно что перед глазами плывут золотые пятна, но не шевелюсь: если он уже медлит, увидев, как крепко я сплю, то, может, мне повезёт и дальше, и он просто уйдёт?
Ну пожалуйста, Господи, ну пожалуйста…
Между тем, одеяло не сползает с меня полностью, не оголяет беззащитное тело и бёдра под задравшейся до талии сорочкой, а только лишает защитного кокона мою голову и плечи. Но мне всё равно сразу становится так голо!
Снова секунда, другая полного бездействия. Самые долгие секунды в моей жизни, такие страшные и томительные, что аж невольно поджимаются пальцы на ногах, и до боли за ушами стискиваются зубы.
Когда щеки касается вдруг мужская ладонь, я всё-таки не выдерживаю, вздрагиваю от неожиданности, но тут же нахожусь и перевожу свою секундную слабость в якобы сонное движение: вздыхаю глубже, вожусь, устраиваясь на подушке удобнее. И пытаясь натянуть одеяло обратно на голову. Но не получается. Так и остаюсь спящей царевной перед взором непонятно что задумавшего злодея.
Его ладонь жжёт щёку и от этого жара по телу словно разбегаются огненные змейки, ползут всюду, щекочут, вызывая волны дурацких мурашек. Только бы негодяй их не заметил, иначе поймёт, что мой сон – лишь притворство. Только бы не заметил!
А ладонь, осторожно огладив щёку, зарывается пальцами в волосы, осторожно отводит их от лица, освобождая от спутанных прядей шею, плечи, ключицы…
