Лес погружается в чёрные сумерки, и ужин в общем кругу снова перетекает в посиделки у костра с барабанами и танцами. Однако, мы с Марком на джем не остаёмся: завтра рано вставать. В темноте добираемся до его палатки, забираемся внутрь.
Быстро засыпаю, упаковавшись в спальник.
Маленькая тёплая уютная баня. Жарко и тихо, сочно потрескивают прогорающие алые угольки в печке. Я тупо смотрю прямо перед собой, сидя на верхней полке. Пот стекает по лбу и едко щиплет глаза. Волосы распущены, струятся широкой пшеничной волной до пояса, прилипли к мокрой спине и рукам. Беременным париться нельзя, есть риск потерять ребёнка – это любая баба знает. Одна из них и присоветовала. Именно за этим я и здесь.
Залетела. Узнают в деревне – заклюют. Рожать? И куда я с ребёнком-то, да без мужика? Ещё начнутся расспросы: от кого. Все и так уже шепчутся, мол, с женатым шашни водишь, за глаза обзывают, а тут – форменный позор. И ребёнка затиранят потом. И жена его не простит меня, дуру конченную. Зачем только я ему дверь открыла? Правду говорят: сучка не захочет, кобель не вскочит. Что теперь остаётся? Вот дура-то…
Выход только один.
Беру за длинную ручку ковш с водой и опрокидываю его на раскалённые камни, насыпанные горой рядом с печкой. Густая волна обжигающего пара с шумом и свистом вздымается к чёрному, пышущему жаром потолку. Влажный воздух врывается в лёгкие, прерывает дыхание своей резкой горячностью. Мне не нужен этот ребёнок.
Пальцы… Так сильно мёрзнут, на руках и ногах, пальчики мои, пальчики. Белый лес вокруг медленно погружается в сиреневые сумерки. Мамочка привезла меня сюда на санках, шла впереди, проваливаясь в сугробы выше колена, ругаясь и плача, и оставила здесь сидеть, а сама ушла обратно, по своим же следам. Моя тёплая, всегда грустная мамочка.
Наверное, она скоро вернётся. Она не могла про меня забыть. Тихий зимний лес, высоко наверху сосновые ветки, покрытые снежными белыми шапками. Сижу в санках, глядя прямо перед собой. Ходить я не умею, да и ползать тоже. Слюни, вытекающие изо рта, холодят подбородок, и мокрый шарф, закрученный на шее, быстро становится ледяным и влажным. Пальцы коченеют…
Холод течёт по рукам и проникает в самое сердце, окутывая его тугим туманом: оно бьётся всё тише и тише. Ноги уже не мои, никак не чувствуются, не ощущаются, и это так необычно, странно и интересно.
Засыпаю медленным неизбежным беспробудным сном.
…Зимний лес оказывается далеко внизу, а я парю где-то высоко среди заснеженных сосновых верхушек.
– Давай сюда, – знакомый голос Джая раздаётся справа: красавчик сидит у основания толстой сосновой ветки, свесив ноги, держится руками за ветку, растущую выше, а Его крылья за спиной белеют в сгущающихся сумерках.
Прямо по воздуху плавно перемещаюсь к нему, словно земного притяжения не существует. Джая слегка отодвигается, освобождая место рядом и этим приглашает присесть. Послушно повинуюсь. Тёплое облако окутывает меня мягким шаром, холод исчезает и становится хорошо, комфортно.
– О чём это? – как будто спрашивает меня Джая и сам же отвечает: – А о том, что чтобы ни случилось в жизни – это наименее тяжёлый из возможных сценариев. Девка в баню для аборта пошла, например, да ничего не вышло, а то бы умерла от кровотечения.
– А то, что ребёнок замёрз – это тоже лёгкий сценарий?
– Бывает и похуже, – отвечает Он.
– И она его в лес привезла умирать из-за отклонений в развитии?
