Он ведёт меня в танце, а я в это время сосредоточенно изучаю ткань его рубашки, ибо даже глаз на него поднять не в состоянии. На моей сетчатке ещё не затихло пепелище недавней сцены, и единственное, что я могу, это пытаться не возвращаться мыслями в библиотеку. Всё случившееся там до меня начало доходить только сейчас. И унижение обрушилось мне на голову огромной лавиной, снося на своём пути мою гордость и самоуважение.
– Отец рассказал, что в случае развода тебе ничего не перепадет, так ради чего этот брак? – доносится до меня вопрос Йена. Я поднимаю к нему взгляд и тут же утопаю в его голубых глазах. Он смотрит на меня так, точно и не трахал никого минут двадцать назад. А мне от боли и ревности хочется выцарапать ему глаза, и я непроизвольно царапаю ногтями его рубашку.
– Я получила нечто гораздо более ценное, выйдя замуж за твоего отца.
Провожу острым ноготком по щеке Йена, приподнимаясь на цыпочках, почти выдыхая ответ ему в рот. Цежу каждое слово, точно яд выплёскиваю. Хочется стать похожей на одну из тех циничных стерв, что меня окружают. Которым раздавить человека словом ничего не стоит. Но мне ещё расти и расти до их весовой категории и мастерства.
– И что же?
– Любимого сыночка… – Знал бы он, как эти слова близки к истине. И одновременно далеки от неё.
23. 22
На его губах расцветает знакомая циничная ухмылка. Впервые её я наблюдала в вечер нашей первой встречи, когда его отец пояснил, кого Йен зажимал в углу.
– Имей в виду, дорогая мачеха, свою любовь тебе придётся доказать на деле, – заявляет так, словно не слезет с меня, пока не поверит в эту любовь.
Увожу от него взгляд. Всё ему легко и просто. И я в его жизни лишь мгновение. Короткий отрезок жизни спички, огонёк которой осветит его вечер и погаснет тут же. Ему глубоко безразличны чувства спички. Есть они или их нет. Растопчет. Раздавит. Потушит.
В это момент мне невыносимо ощущать его запах, слышать его голос, видеть его и не иметь возможности скрыться. Потому что кажется, что мои силы заканчиваются. Маска вот-вот сползёт с лица и обнажит кровоточащие раны.
Будь у меня остаток разума, я, вероятно, сначала объяснилась бы перед мужем. Но я просто ускользнула. Убрала руки Йена, развернулась и ушла. И чем ближе я была к своей комнате, тем быстрее я к ней бежала. Разулась, ещё не дойдя до неё, взяв туфли за ремешки, а зайдя к себе, бросила их в дальний угол. Платье упало с плеч и осталось валяться на полу. Я зашла в ванную, сев на бортик, и разрыдалась.
Мне впервые за эти годы стало себя жаль. Жаль, потому что я проживала чужую жизнь в окружении тех, кому никогда не стану ровней. Тех, кто смотрит на меня свысока, хотя единственная их заслуга – родиться в нужной семье. Жаль, оттого что сердце Йена холоднее гранита, и мне кажется, ничто не способно его растопить. Потому что там, за его голубыми глазами, скрывается только лёд.
Сегодня он поимел одну из своих подружек прямо при мне, и я не сомневаюсь, что ему в голову даже слово «стыд» не пришло. Приходит понимание, что если бы я оказалась на её месте, то вряд ли для него я вдруг стала бы чем-то большим, нежели мимолётное запретное искушение.
Я вытерлась полотенцем, провела ладонью по запотевшему стеклу, чтобы взглянуть в свои заплаканные глаза, словно моё отражение само подсказывало держать ноги при Йене сведёнными. Как только отдамся – он сразу потеряет интерес. Цель достигнута. Финиш.
