– Просто картина. Гость явился?
Голос отца издевательски разрезает воздух, словно ножом вспарывает. Мих дергается всем телом, поворачивается к нему.
– Господин Ланат…
Поклон получается неловким. Отец смотрит на это с насмешкой, его забавляет и деревенский увалень, и его вежливость, такая неуклюжая и неуместная, такая наигранная… откуда я это знаю?! Почему я так думаю?!
– Допустим, я. Так что надо-то?
– Я… – Мих комкает в руках шапку, мнется, а потом выпаливает с неожиданной храбростью: – Господин Ланат, разрешите нам с Шани хотя бы видеться наедине? Пожалуйста…
Отец прищуривается:
– Видеться? Ну, пойдем в дом, поговорим по-мужски.
Я дергаюсь вслед за ними, но мама уверенно разворачивает меня к грядке.
– Тыквами займись. Приду – проверю.
Да что ж это такое?
– И воды в бочку принеси. Ведра я тебе сейчас дам.
Я скрипнула зубами. Она это нарочно?
Я подозреваю, что да.
* * *
Мих ушел от нас спустя два часа.
Подслушать не удалось, мама бдела, аки дракон над сокровищами, отправляя меня то в курятник, то еще за водой, то…
Потом из дома вышел грустный Мих, весь окрашенный темно-фиолетовыми тонами, вслед за ним вышел недовольный отец, явно разговор им не пришелся по душе. Ни одному, ни второму. Попрощаться нам дали. Но с таким видом, словно хуже ничего и быть не может.
Мих скрылся в лесу, отец посмотрел на маму и покачал головой:
– Этот – не уймется.
Мама вспыхнула желто-оранжевым.
Тревога, беспокойство…
Да что такое?!
– Ты уверен?
– Более чем.
– А может…
– Нет, Нари. Мы должны все рассказать детям, иначе будет намного хуже.
Мама покачала головой:
– Шем… хотя бы год. Два…
– Шани уже не ребенок. В чем-то она права – в этом возрасте в деревнях своих нянчат.
– Да! – вставила я.
– И мы детей от всего не убережем, как бы нам этого ни хотелось.
Мама вся искрилась оранжевым, темно-красным, серым, черным, я понимала, что она серьезно переживает, расстроена, нервничает, но…
Как найти ответ на вопрос, если нет никаких исходных?
– Ладно, – наконец решилась она. – Давай мы поговорим с детьми вечером.
Мы переглянулись с Корсом.
Ну, вечером – это неплохо. По крайней мере, не через год, не через два что-то мы да узнаем. И можно будет объяснить Миху, а не просто запрещать. Я же поняла, что папа его шуганул от дома… Ну почему так? Мы ведь любим друг друга! Это нечестно!
Вечер нарочно задержался сегодня. День тянулся как смола, медленно, липко и назойливо, ужин не готовился, и ели родители в три раза медленнее, чем обычно.
Мы с Корсом извертелись на стульях.
Наконец папа отодвинул тарелку и почесал в затылке. Вокруг него клубились серые облака, почти черные, свинцовые, тоскливые, и иногда в них проблескивали зеленоватые молнии. Что-то давило, и сильно, папа был не уверен ни в решении, ни в результате, но…
– Мы очень надеялись, что у нас будет хотя бы пара лет, – честно признался он. – Хотя бы пара лет, но вы не оставляете нам выбора. Мы прятали Шани, ждали, что Корс повзрослеет…
– Я давно уже не ребенок! – нахмурился Корс.
Мама покачала головой. Рыжие ее волосы блеснули огнем, не хуже того, что играл в очаге.
– Корс… сказанное сейчас приведет нашу семью на эшафот.
Брат закрыл рот. Я, наоборот, его открыла.
Эшафот?
Как?
За что?!
– И все же этот разговор необходим. – Мама запустила тонкие пальцы в волосы. – Мы не можем уйти, но и остаться мы тоже не сможем… так, как сейчас – нет, не сможем…
Отец медленно наклонил голову, подтверждая мамины слова, заставляя нас поверить, что все демонски серьезно.
