Она богата, но если удастся оттеснить англичан и голландцев, если через поляков можно будет торговать, на что недвусмысленно намекал русский дофин, то Франция получит куда как больше выгоды. И с молодым Корибутом можно иметь дело.
Вильгельм Оранский…
Сейчас он мешает политике Франции.
Людовик усмехнулся. Жестко, холодно…
Если он не может стать другом прекрасной и просвещенной Франции – значит, его не должно быть.
Справедливости ради Людовик был не одинок в своих мыслях.
Вильгельм тоже задумывался о дружбе с Русью. Но….
Ему было не до того. Слишком много забот было в родном королевстве, слишком тяжело ему приходилось. Куда уж там на стороны глядеть?
Остальные же…
Медвежонок вылез из берлоги – и никто не обманывался пушистой шкуркой. Его рассматривали и думали, что выгоднее – получить с него мех, натравить на врага или сразу поднять на рогатину. Мнение медвежонка никого не интересовало.
Русские варвары…
Фу…
* * *
Остап внимательно оглядывал море. Вроде как и приказ у них был несложный – походить вдоль берега, разведать фарватер, но ведь тут же и турки шляются! Обнаглели, нехристи!
Ужо задаст им Иван Сирко! Ух как задаст!
Не было на Сечи человека более уважаемого, чем старый воин-характерник[5].
А уж как не любил он турок с тех пор, как в одной из схваток сложил голову его сын Петр! Глотки бы зубами грыз!
И в поход пошел доброй волей и с радостью, а с ним и войско Запорожское! Кто ж такого атамана ослушается? Это, почитай, удачу потерять, а что казак без удачи? Сирко, говорят, сам черт не страшен… Остап быстро оглянулся – и перекрестился. И тут же – словно нечистый ему глаза отводил – и заметил!
Парус на горизонте!
Схватил подзорную трубу, пригляделся…
Галера! Да не одна… двое турок идут вдоль берега…
– Скидывай мачту!!!
Рев Остапа разнесся на несколько чаек окрест, и казаки ринулись работать. А то как же!
Они-то из воды выступают на два локтя, так что заметить их сложно. А вот сами – видят. Сейчас парус уберут, и…
– Давай вон туда, ребята!
Остап махнул рукой, задавая направление. Точного курса не было, но галеры шли на восток, а это вообще чудесно. Теперь до конца дня чайки будут следовать за галерами, держась с солнечной стороны. Поди, разбери, что там, на воде, то ли лодка, то ли блик, парус уже положили… Не заметят нехристи поганые! Не в первый раз то проверено!
Да и сам Остап сомнений не испытывал.
Две галеры? Восемь чаек?
Бить или не бить? Разумеется, бить! Это вам не Шекспир, тут сомнения ни к чему!
Да и не так уж много продержаться осталось – всего-то часа два, – а потом и солнце сядет. Только вот галеры тут себя в безопасности чувствуют. Ну оно и понятно. Казаки ж только пришли, вот и не успели поучить лиходеев! На то Иван Сирко с волком и побратался, чтоб у нехристей медвежья болезнь случалась!
Естественно, два часа казаки продержались. На галерах было спокойно, никто не суетился, не готовился к бою, не бегал…
Где-то за полчаса до захода солнца казаки постарались подгрести поближе, хотя потерять галеру было сложно – на ней зажгли огни. Опять же в ночи по воде звуки далеко разносятся, а понятие «режим тишины» в обиход еще не ввели. Так что казаки, конечно, подкрались поближе, примерно на пару километров – и стали ждать уже все вместе.
К галерам они погребли ближе к полуночи. Тихо, страшно, молча…
Восемь темных призраков выметнулось из темноты, окружая турецкие корабли. Команда поделилась на две части – одна половина гребла так, что только весла трещали, молча и яростно, а вторая сидела в лодках, разматывая веревки с крючьями, уже готовая к бою… И какой же неожиданностью стало для турок, когда по бортам галеры застучали десятки крюков!
