– Сергей Кужугетович сказал, что ПВО не удержит всего двести мегатонн. Может?
– Не может, Владимир Владимирович! – Груман устало оперся локтями о колени. – Только у России достаточно оружия для того, чтобы уничтожить все живое шестнадцать раз. Что уж говорить о суммарной планетарной мощности боезарядов? Тем более что в горячей фазе сброса кто выстрелил первым – значения не имеет.
– Что такое горячая фаза и сброс? – Груман отстраненно приподнял шляпу.
– Для первого обмена информацией вы и так узнали слишком много, Владимир Владимирович. – Он пристально осмотрел спальню. – Ваш холодильник всегда будет полон, одежда всегда будет чистой, вода всегда будет горячей. О вашем комфорте я позабочусь.
– Я в тюрьме, Груман? – Груман залился пунцовой краской и выкрикнул, брызгая слюной.
– Вы в Игре, господин Путин! Если бы узнали о ней ВСЕ, то стреляли бы не в меня! Вы бы с наслаждением прострелили собственную голову! – Груман, приподнял шляпу. – Мы играем три свободных ставки на «красное», Владимир Владимирович, пришло время молитвы. Вы будете молиться своим богам – я своим. До встречи. – Груман медленно растаял в воздухе. Путин устало прилег на жесткую подушку, натянул тонкое одеяло и провалился в тяжелый обморочный сон.
СССР
Бауманский университет
12.05.1985 07-15
Яков Гройсман был человеком приличным и аккуратным. Он прилично и аккуратно носил свой черный аккуратный костюм. Прилично и аккуратно защитил кандидатскую и прилично и аккуратно преподавал физику. Бауманский университет был вполне приличным и аккураным местом, в котором он себя вполне прилично чувствовал. Гройсман нравился студентам за свои не стандарные и, но вполне приличные шутки. Он нравился своим коллегам, потому, что не лез – куда не нужно, и не ставил никому палки в колеса. Он просто жил как все Гройсманы до него и, наверное, будут жить после него. Чисто и аккуратно. Он считал свою жизнь вполне удавшейся, и преподавал с удовольствием. Нужно, отметить, что свой предмет он знал превосходно, преподавал виртуозно, и это доставляло ему эстетическое наслаждение.
Единственое, что он себе позволял – это ходить не справа обычного потока преподавателей и студентов по коридорам, как ходили все, а ходить по – середине. Он шел как ледокол, поворачивая ступни в стороны, и при своем невысоком росте умел смотреть на всех сверху вниз. Он долго тренировал эту способность смотреть сверху вниз на всех, и в коридорах она вполне ему удавалась. Это добавляло ему внутреннего ощущения собственной значительности, которого он в своих ощущениях недобирал. Он никуда не лез. Никуда не совался. Никому не перечил. Впереди маячила докторская и кафедра, поэтому – он был всем доволен. Всем доволен в эту минуту в этот час, когда шел в аудиторию «А – семь», для того, чтобы рассказать своим подопечным о принципе неопределенности Гейзнбрега.
Аудитория была огромной и вмещала больше ста человек со всех потоков. Он не любил эту аудиторию, потому, что, студенты, обычно занимались в ней своими делами. Дел было много – от любви до ненависти. От не завязанных шнурков и попытки списать у соседа, что-то назавтра. До, постоянных записок с приглашениями мальчиков девочкам о том, что они их приглашают или на дискотеку или в кино. Особенно утомленные студенты, забирались на последние ряды, и, поставив перед собой сумки и портфели – просто спали.
