В такое, довольно распространенное среди интеллигентных христиан воззрение необходимо ввести самую серьезную поправку: это – не так. Если и в самом деле и путь, и лик о. Серафима не таковы, как у других православных святых, то одно это должно уже заставить нас, верных православию, задуматься и даже отнестись с недоверием: правилен ли тогда путь самого святого? Но так как в этом ни у кого нет сомнений, то нужно усомниться в правоте оценки наших современников. Для спасения грешного мира нет иного пути, как покаяние и подвиг борьбы. Это – неизбежный закон для всех христиан. Проходил его и сам о. Серафим, стоит лишь вспомнить 1000-дневное стояние его на камне с непрекращавшимся покаянным воплем: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику…» Но если бы он сам и шел более светлым путем, более легким путем (внутренняя жизнь всех святых от нас, собственно, скрыта); приходившие-то к нему были ведь такими же людьми, со всеми их немощами, как и всегда, начиная от дней Иоанна Крестителя и доныне, когда, по словам Самой Истины, Царствие Небесное силою берется, и лишь употребляющие усилие восхищают его (Мф.11:12).
А если так, то они-то нуждались уже в обычном для всех покаянном пути. И не мог же батюшка наставлять их не «тесными вратами» идти, а ублажать соблазном «широкого и пространного», легкого и веселого пути, «ведущего в погибель», и которым – увы – и без того «многие идут» из нас (Мф.7:13). И при внимательном проникновении в Житие святого совершенно нетрудно увидеть, что сам он прошел такой тяжкий и крестный путь, что нередко с трудом пишешь, читаешь или слушаешь о его подвигах. Да и много ли мы, собственно, знаем о них? Малую каплю. Прочитать только одно искушение Мотовилова об адских муках – жутко станет. А преподобный Серафим-то сам вынес жестокую борьбу с темными силами. А искушения… А люди… А невероятные постнические подвиги и изнурения…
Пройдя такой крестный путь, преподобный подвижник еще на земле достиг того богоподобного блаженного состояния, какое уготовано благословенным от Отца в Царствии Небесном. И хотя он, как чистый душою, вообще не унывал никогда, и как хранивший незапятнанною благодать крещения, имел в себе всегда мир, но не нужно забывать и того, что полной радости пламенный Серафим достиг уже к концу подвига. А сколько времени и трудов он положил до этого в монастыре, пустыньке, молчании, затворе: один Бог лишь ведает то… Но когда христианин достигает уже высоты богоподобия, тогда он изливает радость свою, подобно солнышку, на всех без различия: и хороших, и злых, и на праведных и на грешников (Мф.5:45). И этим, может быть, объясняется, между прочим, и его любезное отношение к послушнику Ивану Тихонову, который потом много горя причинил его сиротам, а преподобный видел душу его давно. Кроме того, всякий знает, что истинная радость есть плод и спутник креста. И в покаянии мы всегда чувствуем благодатное утешение. Без него же – умирание, обман.
Но в особенности нужно принять во внимание благую цель, ради которой батюшка так радостно принимал своих посетителей, ведь притекали-то все больше люди со скорбями, в малодушии, больные душой, а то и телом, часто – грешные. И все они нуждались в слове утешения, ободрения, ласки, мира, радости. Горя-то у всех своего было достаточно: не хватало только тепла Божия. Вот его и разливал вокруг себя облагодатствованный Утешителем угодник Божий. И особенно это нужно бывает в начале духовной жизни или тем паче для немощных грешников, чтобы вызвать в них горение к добру. Когда же они укрепятся, их можно бывает питать и твердою пищей сокрушения и плача. Впрочем, и самая праздничная радость, получаемая от праведного Серафима, обычно бывала и началом, и источником последующих спасительных подвигов покаянной жизни, желания исправиться, измениться, загладить прежние грехи, возродиться в Духе Святом.
