Совсем другое дело – страх. Ложась спать, Назар минуты три колебался, прежде чем все же решился не включать настольную лампу. Он подумал, что родители начнут догадываться… Он и раньше слышал о всевозможных чудищах (правда, никогда от Михаила или Валерии – иногда они выдумывали кого-то вроде Козявочника, но это было смешно, а не страшно), обитающих в комнатах детей под кроватью или в шкафу. Но то был абстрактный страх, навеваемый жуткими историями и темнотой. Теперь же это превратилось в страх знания. И это кое-что круто меняло кое-что важное.
Потому что теперь Назар убедился в существовании монстров. Пускай даже то, что он увидел, было только намеком.
Если он захочет кому-нибудь рассказать, бабаю это может сильно не понравиться (ему ведь все должно быть хорошо слышно из-под кровати, о чем говорится в квартире и, может быть, даже за ее пределами). И монстр вылезет однажды ночью, когда Назар будет спать, чтобы наказать его, например пооткусывать пальцы или сделать с ним что-нибудь еще более ужасное. Приходилось ли ему когда-либо слышать, чтобы какого-нибудь ребенка нашли утром зверски изуродованным, убитым ночью в постели? – напряг память Назар. И никто бы при этом не знал виновников. Но не мог вспомнить. Хотя это, конечно, еще ничего не доказывало. Такие случаи все равно могли происходить и не разглашаться. Взрослыми. Намеренно. Ведь буки, бабаи и прочие должны приходить только к плохим детям. Был ли он плохим? Или они сами решают, кого выбрать – по каким-то своим особенным признакам?
А вдруг, сверкнула в голове Назара ошеломляющая мысль, существует тайный сговор между взрослыми и этими монстрами: чудовище нападает на ребенка—и так взрослые узнают… Ведь недаром же его родители хотели, очень хотели, чтобы у него появилась своя комната, и даже торопились с переездом!
Однако, подумав, Назар с отвращением и стыдом отбросил эту мысль – хорошо еще, что Валерия с Михаилом не могли слышать его мысли. Ему все-таки было уже восемь, а не пять, и он скорее допускал, что во всей этой иерархии дети-взрослые-монстры плохими являются именно последние. Разве он сам не имел возможности убедиться в этом, когда видел одного из них на стене? К тому же отец с матерью его любят и… разве они считают его плохим?
Несмотря на то что рисунок был сделан Назаром самостоятельно – хотя внутренне он не стал бы отрицать присутствия некоего наваждения, водившего его рукой, – он нисколько не сомневался, что видел – в точности или приблизительно – того, кто ответил ему по трубам отопления. Бабая. Того, Кто Стучит По Трубам. Сталкиваясь с неизведанным, дети больше полагаются на интуицию, чем на разум.
Но вот зачем тот дал знать о себе? И что теперь может последовать дальше? Было ли это игрой случая и на том все закончится? Может, Назар просто сделал что-то не то – например, не следовало пытаться представлять стучавшего? Недаром же возникло то неприятное чувство… Просто не нужно было этого делать и все. Но теперь он знает и даже близко не подойдет к радиатору батареи.
Рассуждения в таком русле принесли некоторое облегчение – Назар понемногу начал успокаиваться, его маленькое тело, сжавшееся под одеялом, стало расслабляться.
…И еще Назар тихо радовался тому, что никто не заметил, как он «подпустил лимонаду», выражаясь словами отца Валерии – дедушки Николая. И для справедливости стоит добавить: последний раз это случалось уже очень-очень давно, ведь так? А сейчас – кто бы не испугался? И штаны намокли совсем немного, чуть-чуть. Да?
