Бабочки и Ураганы - страница 7

– Если не уйдем сейчас, то они тебя точно закроют, – говорит он, пока мы быстро идем по коридору, – попрыгунчиков вроде тебя консервируют в палатах без окон и месяцами промывают мозги. Для «них» ты всего лишь очередной псих, пятно на рукаве общества. Для «них» ты навсегда останешься самоубийцей, сдавшимся слабаком со шрамами от бритвы на левой руке.

Под «ними» Кир подразумевает нажимателей кнопок.

– Так куда мы идем? – спрашиваю я.

– Подальше отсюда, – Кир вызывает лифт. – Не бойся, Попрыгунчик, я тебя вытащу.

Кир должен был прочитать мое имя в медицинской карте, но он все равно называет меня «Попрыгунчиком». Теперь у меня есть кличка. Никогда в жизни у меня еще не было клички.

Вот мы едем в лифте вместе с полудюжиной больных, а Кир курит и улыбается. Клубы дыма поглощают кабину. Старичок в инвалидном кресле многозначительно кашляет.

У Кира своя философия. Довольно простая философия. Ты свободен делать все, что захочешь. Твоя Свобода безгранична, пока ее у тебя не отнимут. У старичка в инвалидном кресле нет Свободы, потому что он слаб. У Кира есть Свобода, потому что он силен. Животная справедливость, позволяющая Киру курить в лифте.

– Это ведь ты толкнул меня с автострады? – тихо спрашиваю я.

Я задаю вопрос, хотя уже знаю на него ответ.

– Просто решил тебе помочь, – с улыбкой говорит Кир. – Ты ведь все равно собирался умереть?

Старичок испуганно таращится на нас.

– Да, но я выжил.

– Выжил и стал сильнее, – уточняет Кир. – Можешь сказать мне спасибо.

Я под тяжелым наркозом, мне уже все равно. Поэтому я пожимаю плечами и говорю спасибо.

Двери открываются. Первый этаж. Клубы едкого дыма выползают на серый больничный потолок приемного отделения. Старичок пулей вылетает из кабины-револьвера.

– Забудем прошлые обиды, – говорит Кир, хлопая меня по плечу, – пойдем прогуляемся. Будет весело.

Забыть прошлые обиды.

Два дня назад бритоголовый парень столкнул меня с автострады, а теперь он предлагает мне пойти прогуляться.

Как хорошо, что я под тяжелым наркозом и мне уже все равно, куда идти и откуда прыгать. Мое будущее раскатало по шести полосам. Началась моя новая жизнь, в которой уже нет смысла.

– О’кей, – говорю я, – пойдем прогуляемся.

И мы с Киром забываем прошлые обиды и выходим на улицу.

Осторожно, двери закрываются, следующая станция – «Неизвестность».

Пока мы едем в метро, Кир рисует огромный волосатый член на дверях вагона. Прямо под надписью «не прислоняться».

– Это какой-то протест? – спрашиваю я.

– Нет, это волосатый член.

Кир знает толк в глупом и бессмысленном. Он рисует волосатые члены во имя Великого Развлечения.

А Великое Развлечение – это единственное, ради чего стоить жить, объясняет он. Это единственное, что нам осталось.

Мы одинокие охотники, оставшиеся без добычи. Мы рисуем наскальные рисунки на дверях вагонов во имя Ничего. Мы несемся в мрачное никуда в надежде, что наш поезд разобьется, сойдет с рельс на следующем повороте.

– Это волосатый член, – говорит Кир, – просто глупый и бессмысленный волосатый член.

Маленькая девочка с воздушным шариком в руке внимательно смотрит на рисунок, пока мама не берет ее за руку и не отводит подальше от нас.

Вот так и попадают в плохую компанию.

Через полчаса и четыре станции мы стоим под дверью Нуф-Нуфа. Однушка в типовом здании в типовом спальном районе, 140 мм керамзитобетонных перекрытий.