Бабочки в моем животе, или История моей девственности - страница 21
– Тебе понравилось? – интересуюсь я с видом опытной девахи перед пареньком-подростком. Мы словно поменялись ролями, и теперь он – девственник. Я тайно горжусь собой за то, что сумела вернуть ему традиционную ориентацию, направить, так сказать, на путь истинный.
– Да, – ошалело констатирует Гарик, оправдывая мои догадки. – Так с кем ты хотела меня познакомить?
– С кем, с кем… С моей девственностью.
– Не понял. – Лицо Гарика превратилось в странный гибрид между восклицательным и вопросительным знаками.
– Что тут непонятного. Я девственница, Гарик.
– Очень смешно, – пришел он в себя и натянуто улыбнулся.
– Не вижу ничего смешного. Это правда.
– Но ты… – ничего не понимает Гарик, – ты же такая, такая…
– Какая такая? Я девственница, Гарик.
Еще минут пять я убеждаю его, что это не шутка. Он отказывается верить. Но потом все же сдается:
– Так ты позвала меня сюда для того, чтобы познакомить со своей девственностью?
– Да, – весело отвечаю я.
– А зачем?
– Затем, чтобы ты меня ее лишил.
Гарик снова превратился в манекен. Захотелось подойти и дернуть его за нос. Но это был бы перебор. Он и так ничего не соображает.
– Со мной? Кэтти… – Он смущен и явно доволен. – Но почему?
– Ну, просто мне надоело быть девственницей. Я хочу с этим покончить.
– И ты все-таки выбрала меня, хотя могла бы пригласить любого из сотен парней, которые мечтают о тебе?
– Да, – ответила я. Наконец-то он начал соображать.
– И все же почему ты выбрала меня?
– Да потому, что ты голубой.
Повисло неловкое молчание. Гарик побелел. Потом покраснел. Потом покрылся пятнами. Его глаза стали блюдцами, а рот лункой для гольфа. Я что-то не то сказала?
– Я??? – выдавил наконец пятнистый Гарик.
– Ну, не я же? – резонно парировала я.
– Я голубой?
– Ну да. Или как там у вас это называется? – смутилась я. – Но ты не думай, я вовсе не осуждаю. Я даже рада, что ты голубой. Именно поэтому я хочу, чтобы это сделал ты.
Пятнистый памятник моему другу Гарику застыл в неподвижности.
– Просто, понимаешь, я хочу одного мужчину. Но не хотелось бы, чтобы он знал, что я девственница. Понимаешь? Чтобы не воображал о себе бог знает чего. И вот я подумала, что ты-то воображать не будешь, потому что тебе все равно. Ты ведь гей.
Он, кажется, перестал дышать. С минуту я пыталась расшевелить этого истукана. Наконец он пришел в себя:
– Кэт, я не голубой!
Упс! Кажется, я влипла.
– Как не голубой?
– Совершенно не голубой.
– То есть абсолютно?
– То есть абсолютно.
– Но как же? – пытаюсь спорить я. – Ведь тебя никогда не видели вместе с девушкой.
– Ну и что?
– И ты никогда не приставал ко мне или Марише, – привела я самый весомый аргумент.
– И что?
– Но почему?
И тут Остапа понесло:
– Да потому, что ты мне нравилась, Кэт. Разве не понятно?
Роль статуи теперь исполняю я.
– Ты мне нравилась, понимаешь? – орал «не голубой» Гарик. – Поэтому я и не бывал в твоем обществе с девушками. И я не хотел быть похожим на всех твоих поклонников, поэтому и не лез к тебе. Я относился к тебе трепетно, боялся обидеть. Понимаешь? И что же? Вместо того, чтобы оценить это, ты решила, что я – голубой?!
– П-прости, пожалуйста, – залепетала я.
Было очень неловко. Какая же я дура!
– Я любил тебя все эти годы. Я мечтал, я надеялся. И вот ты приглашаешь меня к себе, целуешь, просишь стать твоим первым мужчиной. И все для того, чтобы потом переспать с другим?
– Гаричек, милый мой, хороший. Ну, прости меня, пожалуйста.