«Пришла пора созревания хлебов, но никто не привозил в город нового зерна. Люди терпели большие лишения; дошло до того, что бедные и нуждающиеся стали есть собачье и ослиное мясо. Обычный корм для коней сделался редкостью, их кормили листьями с деревьев. По опыту оказалось, что лучше всего для этого подходят листья тута и карагача. Многие давали коням размоченные в воде стружки.
В старину говорили: «Чтобы удержать крепость, надобна голова, две руки и надобны две ноги. Голова – это полководец, две руки – подкрепление и помощь, две ноги – вода и припасы в крепости». Мы рассчитывали на помощь и поддержку соседних властителей, но у них были свои планы. Воины и горожане, утратив надежду, начали по двое, по трое убегать из крепости… Даже близкие мне люди и мужи, достойные уважения, перелезали через стену и убегали. В помощи со стороны мы совершенно отчаялись, продовольствия и припасов было мало, а то, что оставалось, приходило к концу.
Шейбани-хан, проведав о страданиях моих людей, пришел и стал лагерем возле Ворот Влюбленных. Я, со своей стороны, перешел на Нижнюю улицу и встал напротив Шейбани-хана.
В эти дни Узун Хасан [бывший командир монголов] вступил в город с десятком нукеров. Это он был подстрекателем мятежа Джахангира-мирзы и виновником нашего ухода из Самарканда. Его приход был очень смелым поступком. Через него Шейбани-хан повел разговор о мире. Будь у нас надежда на помощь, будь у нас припасы, кто стал бы слушать слова о мире? Нужда заставила! Заключив нечто вроде перемирия, мы ночью покинули город через ворота Шейхзаде. Я увез с собой Ханум, мою матушку. Моя старшая сестра, Ханзаде-биким, попала в руки Шейбани-хана».
(Так утверждает Бабур. Хайдар сообщает, что Ханзаде была отдана узбекам. Скорее всего, истина заключается в том, что честолюбивая старшая сестра Бабура явилась к Шейбани-хану добровольно, поскольку всегда старалась по мере сил служить интересам своего брата. Его самоотверженная бабушка также предпочла остаться в Самарканде.)
Понятно, что сам Бабур вряд ли мог рассчитывать на обещанную Шейбани безопасность. Горстка его приближенных не решилась идти по главной улице и, дождавшись ночи, покинула город, держась вдоль оросительных каналов, ведущих к берегу реки.
«Темной ночью, кружа между большими арыками Сугуда, мы сбились с дороги и ко времени предрассветной молитвы поднялись на холм Карбук… По дороге мы с Камбар Али и Касим-беком затеяли скачки наперегонки. Мой конь пришел первым. Желая взглянуть, насколько отстали те двое, я обернулся; подпруга у моего седла, вероятно, ослабла, седло перевернулось, и я упал, ударившись головой о землю. Хотя я тотчас поднялся и сел на коня, разум мой мутился до самого вечера. События тех дней мелькали у меня перед глазами, точно сновидения или призраки. Вечером, во время предзакатной молитвы, мы остановились в Илан-Уты. Зарезав лошадь, изжарили мясо, поели и двинулись дальше…
…Мы прибыли в Джизак. Там были белые лепешки и жирное мясо, сладкие дыни и прекрасный виноград. После великой нужды мы увидели изобилие, после стольких испытаний оказались в безопасном месте.
Страх смерти покинул нас,
Страдания и голод остались позади.
Никогда в жизни мы так не отдыхали – ведь наслаждение после нужды и безопасность вслед за тревогой кажутся вдвойне сладкими. Четыре или пять раз приходилось нам переходить от беды к радости и от трудностей к благоденствию, и это был первый раз. Избавившись от врага, мы три или четыре дня отдыхали в Джизаке».
