Бабушка на сносях - страница 15

Мы давно и неделикатно шушукаемся втроем.

Поворачиваюсь к соседке справа, она же соседка по лестничной клетке Ирины Васильевны.

– В ее-то годы и рожать! – говорит соседка. – У самой внук уже в первый класс пошел.

Тема меня живо заинтересовала.

– Женщина в возрасте родила? – уточняю.

– Да, пятьдесят три года, завсекцией трикотажа в нашем магазине.

– Хватит тебе о всякой грязи говорить! – одергивает соседку Ирина Васильевна и брезгливо морщится.

Но меня тот факт, что не одна я дура на свете, очень греет. И есть много вопросов:

– Как она беременность перенесла? Ребенок родился здоровеньким?

– Пока маленький, ведь не разглядишь. Маленькие все здоровенькие, а вырастет безотцовщина, по кривой дорожке пойдет.

– Мужа нет, – киваю я.

Соседка удивляется моей непонятливости:

– Я же говорю, парализовало его от инфаркта.

– От инсульта, – поправляю механически, – парализует после инсульта.

– Один черт! Вот и сидит она, слезами умывается, ребенка грудью кормит. А на кровати муж лежит пластом, мычит и под себя ходит. А дочка не ходит, не помогает. Пока мать в силе и при деньгах была, так нужна, а теперь – сама кувыркайся со своим выродком.

– Ребенок от другого мужчины? – Мне интересны все детали.

– Врать не буду, не знаю. Только она про своего мужа говорила, что у него давно конец в начало превратился.

– Какой конец? – удивляется Ирина Васильевна.

Во мне умер просветитель. Не удерживаюсь от объяснений, даже когда они лишние.

– Конец – это мужской половой орган. Например, о контактах гомосексуалистов говорят: свести концы с концами.

Несколько секунд женщины смотрят на меня молча, переваривая информацию.

– Нет, – качает головой соседка. – Они не гомосексуалисты, просто несчастные люди.

– Как будто гомосексуалисты счастливые, – вставляет вторая соседка.

Разговор уходит в сторону, и я вопросом возвращаю его на старые рельсы:

– Тяжело у завтрикотажем протекала беременность?

Соседка не успевает ответить, именинница Ирина Васильевна рубит тему на корню:

– Хватит нам о всяких гадостях говорить! Тьфу! Противно слушать! Сладкое подавать?

Разговор как разговор, нормальный, женский.

Сплетни как сплетни. А Ирина Васильевна у нас моралистка. Моралите и консоме – назидательный аллегорический спектакль и бульон. Моя подруга Люба однажды в ресторане заказала официанту моралите вместо консоме. Официант мгновенно нашелся: «Кончилось! Из меню есть только то, что галочкой отмечено». На моралите много охотников.

Легко представить брезгливый ужас и отвращение на лице Ирины Васильевны, когда она узнает о моем грехопадении. О том, что я повторяю путь завсекцией трикотажа… Девушка в подоле принесет – на нее косятся, а если у бабушки в подоле что-то барахтается – так это ни в какие ворота. Фу, мерзость!

Осуждать и клеймить то, к чему неспособен по старческой немощи или по темпераменту, проще простого. Многие этому предаются с вдохновенным азартом. А куда еще азарт девать?

Уж на что наш светоч, Лев Николаевич Толстой! В молодости-то ненасытен был. А в старости, прогуливаясь с Чеховым и Горьким, выспрашивал у них подробности интимных отношений с женщинами, чем вызывал понятное смущение.

Себя молодого Толстой называл гулякой, используя «грубое мужицкое слово», как вспоминал Чехов. Толстой ополчился на его «Даму с собачкой», называл ее развратной книгой, поощряющей блуд.

Вот Чехов и припомнил тот разговор. А Лев Николаевич главной своей книгой считал «Путь жизни». Большинство людей о ней и не слышали, что неудивительно – это евангелие от толстовцев страшно нудное. В нем есть глава, посвященная интимным отношениям мужчины и женщины. На полном серьезе и на нескольких страницах Толстой утверждает, что совокупление без цели зачатия ребенка есть страшный грех. Послушал бы он эти проповеди в молодости!