– Польским королём? – решил блеснуть познаниями Олег.
– Ах, что вы, сиятельный! Короля в Польше давным‑давно нет, там творится то же, что и здесь, – некогда единая страна порезана на княжества‑лоскутки. Ими правят Генрих Набожный, Владислав Тонконогий, Болеслав Стыдливый, Лешек Белый и ещё добрый десяток мелких властителей. А Конрад княжит в Мазовии. Так вот. Объединившись с ним, с половцами Изяслава, Михаил Черниговский осадил Владимир, якобы желая вызволить болховцев… И тут половцы изменили, ушли к Владимиру Рюриковичу! И всё! Конрад Мазовецкий бежал, потопив половину войска на переправе, Михаил Черниговский отступил, а Изяслав Мстиславович снова захватил Киев. И вот, уже этой зимою, Даниил Романович и Владимир Рюрикович обратились к Ярославу Всеволодовичу, князю переяславскому, под чьею рукой сам Новгород Великий, и предложили ему занять киевский стол… Ярослав Всеволодович согласился. Да любой рыцарь на его месте дал бы согласие! Оставив Новгород на сына своего, Александра Храброго,34 князь выступил с войском, разоряя города в землях черниговских и тяжкие откупы собирая с них. Ныне Ярослав Всеволодович должен уже к Киеву подойти, а что дальше станется – Бог весть!
– Понятненько… – проговорил Олег и разлил вино по третьему разу. – Тогда поспешим навстречу князю переяславскому и поможем ему обрести трон киевский!
– Поспешим… – эхом отозвался задумчивый Пончик и встрепенулся: – Э‑э… Милорд! А не расскажете ли о Константинополе? Что вообще творится в тех краях? – Перехватив предостерегающий взгляд Сухова, Александр торопливо пояснил свою просьбу: – Мы очень давно не были в империи, странствовали повсюду, то в Азию нас занесёт, то в Африку…
Чувствуя, что перебрал в выдумках, Шурик смолк, но де Танкарвиль, изрядно захмелевший, принял его слова за правду.
– А что еще может твориться в Латинской империи,35 кроме всеобщего развала? – горько вопросил он, поняв вопрос по‑своему. – Тридцать лет и три года тому назад венецианцы, купцы и скупцы, устроили страшную резню в Константинополе. Они разграбили всё, что можно и нельзя, – могилы разрывали, коней с императорской трибуны на Ипподроме стаскивали, даже с фресок Святой Софии соскребали сусальное золото. И всё! Не восстать более блистательному Царьграду! Душою скорбел, когда видел запущенное, неопрятное захолустье, каковым стал Второй Рим, а народу там проживает вдесятеро меньше, чем бывало – целые улицы стали выморочными.
Ныне императором коронован Балдуин II, но в Киев меня послал не он, а Иоанн Бриеннский, бывший король Иерусалимский, выбранный баронами регентом и пожизненным правителем империи. Увы, Иоанн де Бриенн умер, а Балдуин обнищал настолько, что ездит по европейским дворам и выпрашивает подачки. Терновый венец Спасителя он заложил в Венеции, выкупить не смог, и священная реликвия была приобретена Людовиком Святым.36 Да что там говорить, если Балдуин тем же богатеньким венецианцам заложил собственного сына Филиппа!
Гийом выпил подряд две чарки вина, взгляд его помутнел, а речь стала бессвязной.
Олег с Пончиком переглянулись, кивнули и покинули заведение.
На свежем воздухе хмель малость выветрился. Веяло теплынью, так что Сухов решил остаться как был – в рыцарских латах. Отвязав своего чалого, Олег приторочил к седлу вьючок с шубой и вскочил в седло. Пыхтя, Пончик взобрался на своего гнедого.
– Была империя и не стало… – пробормотал он, всё ещё находясь под впечатлением рассказа барона.
