– Устал сидеть? – добродушно пробурчал Свен.
– Да сколько ж можно… Руки нам не для того вставлены, чтобы их на коленях складывать.
– Эт точно…
И варяги продолжили тягать вёсла. Земля отдалилась, засинела зубчатой полоской, утончилась до линии и пропала из глаз. Одно море раскинулось кругом. Русское море.22
Пересечь Понт Эвксинский было проще всего – попутный ветер исправно поддувал в широкий полосатый парус. Подняться по Днепру стоило усилий куда больших – четыре недели гребли варяги, одолевая течение. Слава Богу, на порогах их никто не поджидал – ни угры, ни печенеги засад не устроили, даже Айфор23 удалось пройти тихо и мирно.
А вот выше по реке, уже в пределах Киевского княжества, «Чёртовой дюжине» перестало везти – громадный, полупритопленный ствол дерева проломил скедии днище. Пришлось варягам разделиться – шестеро остались с Инегельдом, корабль чинить, а остальные отправились пешком по возвышенному западному берегу, пока не вышли к стойбищу булгар‑ультинзуров, коих славины прозывали уличами.
Здесь варяги присмотрели себе степных лошадок – коротконогих, с толстыми шеями и длинными гривами. Сторговались быстро – ромейское серебро сразу нашло путь к сердцам табунщиков. Сёдел, правда, не было, одни вонючие попоны, так и ехать было недалёко – в дневном переходе к северу находился Витахольм, варяжская крепость на Днепре, а оттуда до Киева вёрст тридцать, от силы. Рядом совсем!
…Олег не торопил своего лохматого коня, он благодушествовал. Полуденное солнце пригревало, но душно не было – по правую руку протекала великая река, уносящая к морю прорву мутно‑зелёной воды, а слева поддувал ветерок, щекоча ноздри горьким травяным духом. Хорошо!
Отряд взбирался на крутые склоны, стараясь держаться низин или пробираясь дубравами, спускался в глубокие, сырые овраги, вскачь одолевал клинья степи, прорывавшейся к самому берегу Днепра, выносившей к камышам широкие разливы зелёного ковыля.
Сухов ехал налегке, доверив латы и оружие вьючной лошади.
Впереди скакали Свен с Ивором, сзади догоняли Акила Длинный Меч и Фудри Московский, а Стегги Метатель Колец на пару с Сауком, сыном Тааза, прикрывали магистра и протоспафария с флангов.
Еле заметная тропа завела кавалькаду в густой ольховник, за которым открылась бесконечная зелёная равнина. Степь поднималась навстречу дремучими травами, бурьяном такой высоты, что коня укрывала с головой. Дикое Поле.24
Стоял июнь, степь продолжала цвести – отходила нежная голубизна незабудок и золотистые разливы крестовика и лютика, начиналось царствие тёмно‑лилового шалфея. Пахло им же и ещё полынью.
Разъезжать у всех на виду в степи – очень нездоровое занятие, но уже открылся взгляду высокий мыс, на котором крепко сидела деревянная крепость.
– Витахольм! – довольно прогудел Малютка Свен.
Сухов кивнул, соглашаясь, и в то же мгновение свет, заливавший реку и поле, померк. Небывалая, немыслимая тишина упала на степь. По небу разлилось странное сиреневое сияние, отсветы его пробегали по траве, бросая на изумлённые лица варягов лиловые тени.
– Ах, чтоб вам пропасть!.. – зашипел Олег, ярея, и разразился самой чёрной бранью, какую только помнил.
– Не хочу‑у! – заскулил Пончик.
Но бесполезно было ругать или уговаривать мироздание. Откуда ни возьмись, наплыл голубой туман, обездвиживая всё сущее, – и бысть тьма.
…Свет ударил неожиданно, распахнул ясное, холодное небо. Солнце было неярким – алым полушарием выползало оно из‑за горизонта, ещё не давая тени, тая в углубинах рельефа ночные сумерки. Воздух был сырой и льдистый.
